Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

— Слушай, генерал, давай все-таки поедим, что бог послал. Я тут за главного, Людмила и Оля находятся в Коврове. Хочешь, переезжай ко мне? Одному-то в твоих хоромах небо с овчинку кажется. А так я готов сразу съездить к Виктору, потом вернуться сюда и разложить все по полочкам. Если мы хотим довести дело до конца, то нам нужны спецы. Такие, как Марков, его напарники, а они не при делах стали. Нет у них власти и прав, нет приказов, указов, ничего нет. Все наши действия выльются в незаконку.

— Я согласен с тобой, Артем. Может быть, сначала узнать, какие планы по розыску у полковника по особо важным делам?

— А как? Кто, что скажет? Володь, я, как и ты, не сторонник мести, я за справедливость. Стоит тебе начать интересоваться, просто позвонить, хотя бы Сайге, как в генштабе сразу будут знать, что делает генерал Цветков в своем коротком отпуске.

Цветков слушал, тупо смотря на чашку с кофе. Встрепенулся и сказал:

— Мне-то по барабану, что они подумают. Хоть ты и прав, но я уже не верю ни в какой оперативный розыск. По-нормальному бы, то через Шульца можно было на всех остальных выйти. А потерю Шульца МВД списывают и на непрофессиональные действия военных, то бишь на меня.

— Володя, ты посмотри, что творится в нашей Стране, думаешь, будет лучше? Не будет! Виктор жив? Жив! Тот, кто убил Гарина, мертв. Марков, говоришь, имеет запись о том, что его шеф убил, нечаянно, какого-то Светофора, который ранил и чуть не убил Виктора. И есть ли эта запись у полковника, как его там… Сайгина?

— Да нет, Сайга его фамилия. Полковник Сайга.

— Интересная фамилия! Нам надо определиться, или мы отдаем все на откуп МВД, или проводим свое расследование. Вылавливаем двух оставшихся на свободе тварей и можно их шефа прихватить до кучи.

— Артем, ты как Витя в Чечне и в электричке — своими силами. Какими силами? В тебя бандюги будут стрелять, а ты будешь защищаться кулаками? Витя заступился за девчонку, хотел помочь, а получил ножа. Но Виктор, как ты знаешь, такой может дать форы любому «крутому мену» при задержании и обезвреживании хулиганов и преступников! Мы сейчас не на войне, это не Афган и не Чечня. Тут за незаконное хранение оружия — статья. За превышение силы при самообороне — статья. Не захочешь работать под сильного и богатого, подсунут наркоту, боеприпасы, запрут в камеру, да еще и на колени опустят уголовники. Все это, если учесть, то соваться нам в эти дела никак нельзя. Хватит того, что случилось. У меня глаза наливаются слезами, когда я смотрю на Жанну. А ее глаза не дают мне покоя ни днем, ни ночью.

— Я понимаю тебя и не осуждаю, и не виню никого, кроме этих негодяев. Ты не терзайся своими сомнениями в виновности. Майора не вернешь. Вообще-то он герой, не каждый бы смог вызваться идти на преступника, тем более зная, что он может быть вооружен.

— Помнишь, как говорил Глеб Жеглов в фильме Говорухина «Место встречи изменить нельзя»? «Вор должен сидеть в тюрьме!». Так и эти бандюганы. Сердце сгорает от всей этой мрази и несправедливости. Давить их надо беспощадно, — возмущенно говорил Цветков.

— Ты не надеешься на ментов? Боишься, что упустят шанс или специально запорют это дело?

— Они уже напороли и нас подставили. При хорошем раскладе не стоило лезть на рожон, а надо было выждать, выследить, взять группу захвата и всех повязать, — махнув, как шашкой, рукой в воздухе, сказал генерал.

— Работа у ментов тоже не сахар. Согласен, они нашего «брата-военного» за неуча держат, а вот на войне тоже надо думать головой.

Нас с училища учили обманывать противника, хитрить, ловить, анализировать, ставить себя на место противника. Только воюем мы, последнее время больше в своей стране и почему-то со своими гражданами. Мы с тобой всю службу о чести и достоинстве, о порядочности говорили, сами старались примером быть, а сегодня это не в цене. Почему? Общество наше по чести и совести опустилось ниже плинтуса. И я думаю, Володя, ты правильно сделал, что помогал бороться с бандитами. Мы ведь люди в шинелях и не должны быть в стороне. А то жди, когда государство разродится и защитит нас от грабежа, разбоев и убийств. Государство, которое не хочет думать о жизни своего народа. Верней, те, кто им правит.

— Хорошо! Давай мы с тобой организуем свое расследование. Выловим бандитов и сдадим их в милицию. А они завтра их выпустят. Те похватают оружие и покрошат нас или семьи в капусту. Так, Артем?

— Слушай генерал, я как бывший начальник штаба дивизии и как юный друг милиции имею честь предложить свой план. Во-первых, чтобы совесть была чиста перед законом, никому не мешая, мы должны узнать, как пойдет дальше расследование. И если сдвигов не будет, то мы объявляем войну и включаем свои варианты.

— Ты сказал, воюем? А кто будет нести ответственность перед семьями бойцов? Я еще раз тебе, Артем, скажу, что без оружия нам с бандой не совладать. А также без денег, без специальной аппаратуры и помощи силовиков. Это только в киношных боевиках мочилово идет, а за трупы никто так и не спрашивает. Нам все-таки нужна крыша.

— А давай каждый из нас напишет типа заявы, что, мол, сам добровольно вступаю на тропу войны с бандитами и хочу отомстить за друга и за всех, кому они сделали плохо, — сказал Артем и запнулся, видимо, сам не поняв, что сказал какую-то ерунду.

— Ясно, пускаем пока все по течению. А если все-таки у нас чувство чести и боевого братства не пройдет, то мы будем воевать, забыв о том, что нас могут не дождаться с этого фронта. Но тогда надо воевать, так драться, как никогда раньше, все взвесить и продумать. Тогда мы, парни с Сахалина, здесь, на большой земле, победим! Тебе, Артем, с учетом того, что ты после ранения, я бы поручил координацию всех действий, и на первых порах нужно продумать вопросы мобильной связи. Я буду решать кадровый вопрос. Служить, Артем, после госпиталя я не вернусь.

— По поводу службы, я тебе не могу перечить, но скажу одно, что с тобой пойду воевать на любой фронт, — улыбаясь, заявил Артем.

— Спасибо тебе, дружище! Зная то, что ты когда-то мечтал быть сыщиком, я буду прислушиваться к твоим советам. Обещаю! А вообще-то я смотрю, мы, не зная никакого результата и куда ехать, начали запрягать коней в дорогу на войну. Но мы сейчас не будем ждать «после обеда», а прямо через пять минут, поедем в госпиталь Бурденко к полковнику запаса Зеленину.

Цветков допил остывший кофе и пошел одеваться в коридор.

Виктор Зеленин.

Тамара. Елена.

А в это время у Зеленина в палате проходила интересная встреча.

Виктор уже чувствовал себя относительно нормально, но вставать он не мог, и врачи не разрешали даже шевелиться. Язык работал хорошо, думалось тоже нормально. Он тепло вспоминал вчерашнее появление у него в палате Егора и ждал приезд дочери Светланы и ее мужа. Сегодня, его уже навестили две женщины, и на тумбочке стояла ваза с букетом алых роз. Что характерно, этот букет принесла совершенно ему не знакомая женщина, которая сильно напоминала ему его любимую Аннушку. Эта женщина, которую звали Елена, была подруга знакомой ему по Афгану медицинской сестры, Тамары Кравчук. Когда Виктор понял после отходящего наркоза, что жив и есть шансы жить дальше, он увидел среди обслуживающего медицинского персонала Тамару, которая по прошествии десяти лет не сильно-то изменилась. Он тогда еще хотел с ней поздороваться, но был очень слаб, а губы никак не хотели его слушаться. Тамара показала ему свою ослепительную улыбку и приложила палец к губам. EIotom она, молча, сделала ему укол и отрегулировала поток капель из капельницы. Е[роверила работу всех подключенных приборов и тихо вышла. Через несколько минут Виктор снова провалился в сон. И только через два дня утром он опять увидел Тамару в своей палате. Раньше он вспомнил тот госпиталь, где познакомился с молоденькой медицинской сестрой, которая потом явно влюбилась в Зеленина. Когда Виктор понял это, то объяснил прекрасному созданию, что он женат, и его дома ждет жена, которую он очень любит, и он не будет портить жизнь такой замечательной девушке как Тамара. Е[равда, надо сказать честно, ему в душе нравилось видеться и разговаривать с Тамарой. Он даже непроизвольно пару раз поцеловал ее в щечку, по-дружески, а когда уезжал после лечения, на прощанье поцеловал ее в губы, ее пухленькие и соленые от слез губки.