Дмитрий Черкасов - Записки Джека-Потрошителя

Да, я был там, в темноте, в двух шагах от этого глупого старика и его пони. Животное почувствовало меня и испугалось. Проклятый ювелир не дал закончить начатое! Когда, поскальзываясь на грязи, он побежал к дому, я вышел на улицу; она была пуста, но я все равно двигался в тени, подальше от фонарей. Сердце бешено колотилось, я снова и снова вспоминал все, что произошло.

Я покончил с ней одним точным ударом: лезвие рассекло горло под подбородком легко — словно раскаленный нож вошел в масло. В этот момент, господа, очень важно быть аккуратным, ибо кровь хлещет из раны сплошным потоком.

Интересно, вы видели когда-нибудь столько крови?!

Мне чудились шепоты в темноте. Может быть, это тени мертвых слетелись ко мне, чтобы испить жертвенной крови, как слетались к героям, спускавшимся в Аид? На Коммершл-роуд я остановился и осмотрел себя — в темноте и запачкаться немудрено, как вы понимаете!

Вообще-то я меняю окровавленную одежду быстрее, чем актер мюзик-холла свои костюмы. Небольшое превращение — и вот я уже иду, свободный от подозрений, мимо людей, спешащих к месту, где я оставил им еще один небольшой подарок.

«Убийство, убийство!» — вопят они. Заметьте, есть нечто пленительное в том, с какой легкостью толпа заражается паникой и страхом.

Я иду неспешно, я почти пританцовываю; никто не обрагцает на меня ни малейшего внимания. Полицейские озабочены только одним — не дать зевакам приблизиться к месту преступления; они идут навстречу мне, смотрят прямо в мое лицо — неужели же никто из них не видит, каким дьявольским огнем горят мои глаза?!

Нет, они, как всегда, слепы и глухи.

Кэтрин Эддоуз бродит по улицам, где в этот поздний час почти не осталось прохожих. Она уже проверила закладные в своих мешках. К счастью, их никто не украл, пока она была пьяна. Говоря по совести, ей следовало бы поблагодарить полисменов, с чьей помощью она смогла безопасно отоспаться в участке, но Эддоуз не испытывает к ним никаких теплых чувств. Сейчас весь мир кажется ей чужим и враждебным. Прошло уже почти полчаса, после того как она оставила участок, а она все еще не знает, куда податься. Она не решается вернуться к Келли — своему дружку, который наверняка устроит ей взбучку. Кэтрин бормочет ругательства, у нее шумит в голове, она все еще немного пьяна.

Все это время она кружит по кварталам на участке между Бишопсгейт и Митр-сквер — площадью на краю лондонского Сити, где днем собирается множество торговцев и покупателей. Однако сейчас и там пусто, как на кладбище. При мысли о кладбище Кэтрин зябко ежится. Она считает, что еще поживет немало, прежде чем отдать душу Богу. Вряд ли ей суждено выбраться с улиц Ист-Энда, но она об этом и не мечтает. Все что ей нужно, это найти сейчас место, где она могла бы переночевать. Было бы неплохо раздобыть несколько пенни на стакан джина. И стоит Кэтрин об этом подумать, как, словно по волшебству, за ее спиной раздаются шаги.

В час тридцать пять трое джентльменов видят женщину, позднее опознанную как Кэтрин Эддоуз, беседующей с мужчиной на углу Черч-пассаж и Дюк-стрит. Эти трое — члены клуба «Империал», что расположен на Дюк-стрит, — торговый агент по продаже сигарет, мясник и торговец мебелью. Агент, которого зовут Джозеф Лоуэнд, оказывается более внимательным, чем его спутники. Он замечает, что на мужчине были надеты пиджак свободного покроя цвета «перец с солью» и серое кепи. Он также замечает красный платок, повязанный вокруг его шеи, и усы среднего размера. Если бы он был внимательнее, то рассмотрел бы и черный саквояж, стоящий у ног этого человека.

— Какой-нибудь моряк, — замечает его приятель, мясник Джозеф Леви. — Подцепил подружку на ночь! Но вид у них какой-то прямо заговорщицкий, не хотелось бы мне оказаться ночью одному рядом с этой парочкой!

Трое джентльменов шествуют дальше по Дюк-стрит, а мужчина и женщина уходят на Черч-пассаж — широкую освещенную улицу, ведущую к Митр-сквер.

На самой площади горит один-единственный фонарь, еще несколько — на стенах домов. В результате людная днем Митр-сквер в этот поздний час представляет собой весьма мрачное место. Тем более что здесь почти нет жилых домов. Основные здания, стоящие на площади, — это школа сэра Джона Кэсса, синагога, два склада фирмы «Кирли и Тондж», а также три пустующих коттеджа.

— Я никогда не была здесь ночью, — говорит Кэтрин Эддоуз спутнику и боязливо оглядывается. — Здесь постоянно ходят полицейские…

Ей очень не хочется возвращаться в участок. Власти Сити неоднократно заявляли, что проституткам не место на Митр-сквер, поэтому полиция останавливает для проверки все подозрительные парочки, но на практике этим парочкам совсем нетрудно вовремя раствориться в темноте. Здесь много закоулков, а звуки шагов констебля в ночной тишине можно расслышать издалека.

Это шаги и раздаются на Митр-сквер в час сорок четыре пополуночи, когда на площади появляется констебль Уоткинс. Обход участка занимал у Уоткинса около пятнадцати минут, и когда он был здесь в половину второго, то не заметил ничего подозрительного. Еще один констебль, Джеймс Харви, проходил мимо в час сорок и тоже ничего не видел.

Уоткинс обходит площадь, и, оказавшись возле трех пустующих коттеджей, зажигает свой фонарь, чтобы не споткнуться в кромешной темноте. Слабый луч света выхватывает из темноты тело, распростертое на мостовой. Женщина лежит на спине с раскинутыми руками, одежда высоко задрана, на животе зияет чудовищная рана, тянущаяся от паха до груди. Внутренности вытащены и брошены возле ее правого плеча. В воздухе стоит тяжелый кровяной запах, напоминающей о бойне. Уоткинс справляется с приступом тошноты и, оглянувшись по сторонам, подбегает к складу «Кирли и Тондж». Он колотит в дверь, пока не слышит, как с другой стороны начинает отодвигаться засов. На пороге появляется перепуганный сторож по фамилии Моррис, в его руке небольшая увесистая дубинка, которую он готов немедленно пустить в ход.

— Боже мой, приятель, помогите мне! — говорит Уоткинс— Здесь убита женщина!

Моррис выносит фонарь. У сторожа оказывается луженый желудок, он только морщится, разглядывая тело, потом достает свисток и быстрым шагом направляется на соседнюю улицу. Он не перестает свистеть, пока не натыкается на двух констеблей, которым сообщает об убийстве на Митр-сквер.

Вскоре на площадь прибывает сам главный комиссар полиции Сити — Генри Смит, которого вызвали звонком с участка на Клоак-Лейн. [17] Телефоны еще были в Лондоне редкостью — в дивизионах столичной полиции, например, стояли лишь телеграфные аппараты, однако полиция Сити уже располагала телефонной связью.

Смит приезжает в двухколесном экипаже, рассчитанном на двух пассажиров. Помимо комиссара в нем разместились суперинтендант Фредерик Фостер, а также трое детективов, поэтому неудивительно, что перегруженный экипаж едва не перевернулся по пути к месту преступления. По прибытии суперинтендант Фостер, в прошлом — архитектор, немедленно распоряжается зарисовать расположение тела на площади. В то же время здесь появляется полицейский хирург Фредерик Гордон Браун из больницы Святого Варфоломея, что в Сити. По отсутствию трупного окоченения и тому, что тело еще хранит тепло, он предполагает, что убийство произошло всего около получаса тому назад, то есть сразу же после того, как совершавший обход Уоткинс покинул Митр-сквер. За те пятнадцать минут, что были в распоряжении Потрошителя, он успел сделать многое. Практически вся одежда изрезана в лохмотья, и в целом впечатление таково, что убийца находился в яростном исступлении. Он вспорол Кэтрин Эддоуз живот и грудную клетку, удалил внутренности, часть которых так и не была найдена, разрезал влагалище и рассек бедра, как если бы собирался отделить ее ноги от тела. Лицо женщины искалечено несколькими глубокими ранами. Правая щека рассечена до кости, веки надрезаны и изуродованы, также не хватает части правого уха. Когда тело поднимают, чтобы положить на носилки, этот кусочек выпадает из складок платья.