Дмитрий Черкасов - Записки Джека-Потрошителя

Инспектор Эбберлайн возвращается в участок на Коммершл-стрит, вспоминая по пути разговор с шефом полиции. Фредерик Эбберлайн не питает особых симпатий к главному комиссару, однако солидарен с ним в желании поймать Потрошителя. И его, как и Уоррена, безмерно раздражает тот факт, что под ногами у полиции путаются всякие Гранды и Батчелоры. Как будто, в самом деле, мало всей той чепухи, что пишут газеты, мало нелепых слухов и поддельных писем.

Вот, например, еще одно подозрительное послание:

«Да, старина, ты прав: это именно левая почка. Собираюс скоро выйти на охоту сново и раздобыть для тебя еще что-нибудь в том же роде!

Джек-Потрошитель».

Томас Хоррокс Опеншоу получил это письмо после того, как в газетах появилось сообщение о почке, полученной Джорджем Ласком. Доктор немедленно передал послание в участок на Коммершл-стрит, где его сличают с письмом, прилагавшимся к почке. Почерк в целом похож, так же допущено несколько орфографических ошибок.

— Что вы думаете об этом, Эбберлайн?

Инспектор устало качает головой. Даже если письмо прислано Потрошителем, это не дает им никакой зацепки. Собственно говоря, кто бы его ни написал — толку от него не больше чем от десятков поддельных писем, которые приходят в полицию ежедневно.

Создается впечатление, что Лондон сходит с ума. Что побуждает человека взять в руки перо и сочинить несколько бессмысленных строчек с угрозами? Хочет ли он выразить солидарность с убийцей? Вряд ли. Скорее — пощекотать свои нервы, поучаствовать во всеобщей панике, как будто речь идет о некой игре.

Тем не менее вся корреспонденция, поступающая в Скотленд-Ярд и полицейские участки, изучается и сортируется, ибо среди этой чепухи может попасться что-то стоящее. Некоторые письма написаны безграмотно, другие — высоким стилем; использована как плохая бумага, так и дорогая, с водяными знаками и без. В большинстве посланий старательно копируется стиль писем, опубликованных в газетах, и каждое второе начинается со слов «Дорогой Босс».

Письма приходят из разных районов Лондона и даже из других городов. Двадцать первого октября в городе Брэдфорд полиции удалось найти одну из отправительниц поддельных писем. Это молодая женщина по имени Мария Коронер. Вот что Коронер написала в лондонскую полицию от имени Джека-Потрошителя: следующее убийство он, дескать, намеревается совершить именно в Брэдфорде. Разумно объяснить причину своего поступка она не смогла. Ее задержание должно предостеречь остальных авторов, но поддельные письма как поступали, так и продолжают поступать. Помимо сообщений от Потрошителя, полиция получает множество посланий от граждан, желающих помочь в поисках убийцы.

Один сообщает, что Джек-Потрошитель — его сосед, во время убийств отсутствовавший дома. Другой пишет, что убийца — его старая глухая тетка, ненавидящая порок. Некий моряк по фамилии Додж сообщает о приезжем малайце, который поклялся уничтожать всех «несчастных», которые попадутся на его пути.

А вот дама, которая считает, что убийство совершает огромная обезьяна, которая либо сбежала из зверинца, либо была привезена каким-нибудь моряком.

— Что за несусветная чепуха! — досадует Эбберлайн.

— Это «Убийство на улице Морг», — поясняет Эдмунд Рид. — Леди, вероятно, недавно прочла новеллу Эдгара Аллана По и до сих пор находится под впечатлением. Еще несколько человек так прямо и написали, что всему виной пьеса «Доктор Джекил и мистер Хайд». Один считает, что она спровоцировала Потрошителя на убийства, другой уверяет, что сам Ричард Мэнсфилд после спектакля спешит на улицы, чтобы убивать проституток… По мнению этого джентльмена, «роль Хайда губительно сказалась на душевном здоровье мистера Мэнсфилд а»!

Среди предложений, поступивших в полицию, есть и такое: снабдить все улицы сигнальными звонками, а проституток — револьверами.

— Которые они немедленно пропьют… — резюмирует Эбберлайн. — Эти люди не имеют представления о том, что творится на улицах. Такое впечатление, что они знают об этой жизни только из газет и романов.

Он не так уж далек от истины. Обитатель благополучных районов Лондона редко соприкасается с миром «несчастных», миром алкоголиков и проституток, если только страсть к низменным развлечениям или дело не принуждает его посетить Уайтчепел. Единственное здравое предложение, поступившее в эти дни, гласит: необходимо улучшить освещение на улицах Ист-Энда. Пока же в темноте, что воцаряется там с наступлением вечера, легко может скрыться человек в окровавленной одежде. Но, к сожалению, решение таких вопросов не зависит от Эбберлайна или Эдмунда Рида.

Фрэнсис Томпсон тоже занят собственным расследованием. С напряженным видом он склонился над картой Лондона, отмечая на ней что-то карандашом.

— Что вы делаете?

— Пытаюсь понять, есть ли какая-то логика в этих убийствах.

— Рассматривая карту?

— Взгляните! — Томпсон протягивает ее Гарольду Дарлингу.

Они завтракают вдвоем в одной из лондонских кофеен, известной тем, что в свое время ее посещал сам Сэмюэл Кольридж, компанию которому составлял кумир Томпсона — Томас де Куинси. Неудивительно, что для журналиста это место подобно Мекке. Среди нынешних завсегдатаев нет творца поэмы «Кубла-хан», но, с другой стороны, именно здесь в свое время Уолтер Сикерт познакомил Томпсона с Оскаром Уайльдом.

Дарлинг изучает карту — линии на ней соединяют места, где были совершены убийства Марты Табрам и остальных четырех женщин, образуя искаженную пентаграмму.

— Вы в самом деле полагаете, что в этом есть какой-то смысл? Пентаграмма совершенно кривая, любые пять точек можно соединить таким образом.

— Да, — Томпсон слегка краснеет. — Я понимаю… Просто у меня было одно предположение.

— Послушайте, Фрэнсис, — Дарлинг качает головой. — Вы-то хоть не сходите с ума! Достаточно того, что Уолтер упивается похождениями этого маньяка.

— Дело совсем в другом… — Томпсон взмахивает рукой, задевает стоящий рядом стакан с чаем, ловит его, успев пролить половину содержимого на стол, и со смущенным видом продолжает: — Я не могу вам сказать всего сейчас — еще не время…

— По-моему, мой друг, — тон Дарлинга становится покровительственным, — Джек-Потрошитель превратился для вас в навязчивую идею.

— Возможно, вы правы, — соглашается журналист. — Но в этом нет ничего удивительного. В конце концов, я дал ему имя и отчасти чувствую себя ответственным за деяния этого чудовища!

Дарлинг уже знает, что именно Фрэнсис придумал убийце псевдоним, — журналист рассказал ему об этом сам, взяв обещание не говорить остальным.