Элмор Леонард - Ромовый пунш

Когда-то давно он прочитал где-то, что люди пунктуальные в большинстве своем одиноки, и это показалось ему сущей правдой: и вот теперь, когда стрелки на часах показывали начало пятого, он стоял у витрины галереи Рене, с газетой подмышкой, глядя через стекло на зеленые холсты. Но Рене нигде не было видно, пока он не услышал у себя за спиной её голос, окликнувший его:

— Макс?

Печальный, или скорее нерешительный. Она стояла позади него, в гуще царившего вокруг людского столпотворения, придерживая рукой опущенную на пол одну из картин своего талантливого мальчика на побегушках.

— Сегодня утром, — сказала Рене. — Приходил судебный исполнитель с повесткой в суд.

— Все правильно, — подтвердил Макс.

Она казалась такой маленькой и беззащитной, стоя на бойком месте, крепко держа обеими руками край натянутого на раму полотна, и не обращая внимания на спешивших за покупками людей, обходивших её стороной. Это было отличительной чертой её характера, не обращать внимания на окружающих: останавливаться для разговора на самом проходе, в дверях, на пороге всевозможных учреждений, отличающихся большим скоплением народа, на автостоянке, особенно когда водитель какой-нибудь машины тем временем терпеливо дожидается, когда можно будет заехать на то место, посреди которого она стоит.

— Я была крайне разочарована, — продолжала Рене. — Я думала, что ты обставишь все как-нибудь пооригинальнее, и уж в любом случае не подошлешь мне с подобной миссией чужого человека, который просто банально поставил меня в известность. После целых двадцати семи лет, что мы с тобой были вместе… И ты считаешь, что это порядочно с твоей стороны?

— Почему бы тебе не отойти в сторону и не освободить проход? — предложил Макс. Покупатели мельком поглядывали на Рене, а проходя мимо него, не упускали возможности взглянуть и в его сторону. — Вот сюда, давай помогу.

Она вошла в свою галерею. На Рене было свободного покроя платье, чем-то отдаленно напоминающее наряд бедуинов — широкие фалды и глубокие складки белой и золотисто-коричневой ткани, через которые проходили полосы черного цвета. Макс последовал за ней, на мгновение остановившись, чтобы придержать рукой стеклянную дверь. Он занес картину в зал и, остановившись, прислонил её к низкому столику, стоявшему в самом центре зала, приготовившись к дальнейшему выяснению отношений с Рене. Ее маленькая головка с аккуратной стрижкой в виде шапочки темных волос, возвышалась над по-восточному широким балахоном, глаза были старательно подведены. Теперь Рене не сводила взгляда с картины.

— Я была абсолютно уверена, что Ральф Лорен обязательно купит этот холст, особенно после того, как я притащила вот это к нему на дом. Я ещё сказала: «Повесьте у себя подлинник, излучающий жизнь и энергию вместо эти дурацких английских репродукций».

— Да и что они вообще знают о настоящем искусстве, — сказал Макс, в какой-то мере даже начиная проникаться сочувствием к ней. Теперь она глядела на него, и по выражению её лица можно было без труда догадаться, что она крайне расстроена.

— Знаешь, Макс, тебе следовало бы прийти ко мне раньше и самому сказать о том, что ты задумал сделать.

— Так я же приходил. Но у тебя не было времени для меня. Ты была очень занята своим сыром и крекерами.

— На том приеме я продала три работы Дэвида. И ещё один холст купили вчера.

— Значит, дела у тебя идут в гору.

— Двадцать семь лет, — повторила Рене, — как будто их и не было никогда.

Ее слова заставили Макса задуматься. Нет, они были, они должны были быть. Но вслух он не сказал ничего. А зачем? Нужно просто поставить её перед фактом и уйти. Было уже десять минут пятого.

Рене отсутствующим взглядом смотрела на картину перед ней — тростниковая плантация.

— Мы с тобой были совершенно разными, — сказала она. — И с каждым днем мы все дальше и дальше удалялись друг от друга. Я жила своим искусством. Ты же… Наверное для тебя главным была твоя работа. — Теперь она глядела на него. — Но ведь были и такие дни, когда мы были счастливы вместе. Ведь они были, правда, Макс?

Откуда это? Строчка из песни?

Когда мы были счастливы друг с другом…

Он постарался припомнить хотя бы один такой день. Может быть, это был период на заре их супружеской жизни, когда он не мог налюбоваться на нее, и считал, что она тоже должна быть от него в восторге. Это было задолго до того, как он оставил все свои ухищрения и перестал придумывать темы для разговоров с ней. А может быть, никаких счастливых дней не было и в помине, во всяком случае таких, которые могли бы запомниться надолго, на все двадцать семь лет, за вычетом тех периодов, когда они жили отдельно. Потому что именно эти периоды и можно было назвать относительно удачными для него. Это были те времена, когда Сверчок пела для него песни кантри. Та его Сверчок при лунном свете… Может показаться странным, но ему нравилось заводить знакомство с официантками. Джеки была совсем не такая. Интеллигентна, спокойна, нетороплива, но в то же время по-своему непредсказуема — взять хотя бы то, как она соблазняла его, когда они вдвоем стояли на балконе, как бросила вниз через перила свой бокал, раскрывая для него свои объятья. Ее общество ему никогда не наскучит…

— Да уж, были времена, — сказал он Рене, и увидел, как у неё задрожал подбородок.

Она была неплохой актрисой и могла проделывать это при каждом удобном случае, и этот её трюк безотказно срабатывал почти всегда; и тогда он проникался безотчетной жалостью к ней, чувствуя себя виноватым во всех её бедах.

Она снова перевела взгляд на картину с зарослями тростника и сказала:

— Что толку в разговорах, когда ты уже все решил. — Рене тягостно вздохнула. — Если это то, чего тебе так хочется…

— А тебе не кажется, что это вполне закономерно?

— Может быть. — Она подняла голову, и губы её больше не дрожали. — Но это вовсе не означает, что тебе это просто так сойдет с рук. Ты за это ещё поплатишься.

— Рене, а я на дармовщину и не рассчитывал.

Фрида, продавщица из отдела женского платья с выправкой манекенщицы, стояла в примерочной рядом с Джеки — держа одну руку на бедре, локоть отведен в сторону, пальцы направлены в сторону позвоночника.

— Вот этот костюм от Исани вам очень подойдет, — говорила она.

Джеки взглянула в зеркало через плечо.

— Вообще-то я привыкла носить юбки поуже.

— Для вашей фигуры одинаково идеально подойдет прямой покрой, а также вещи свободного силуэта, — сказала Фрида. — Вы собираетесь за границу?

— Думаю начать с Парижа, чтобы потом проехать на машине через всю сказочную страну вин.

— Да? И вы едете одна?

— Возможно, — ответила Джеки. — Я ещё не знаю.