Владимир Колычев - Стальной мотылек

А охрану сняли вчера. И московскую квартиру Панариной брали штурмом вчера. Альбины там не было, но нашлись следы ее пребывания…

— Да, слышал, Лида в чем-то там призналась…

— Она у тебя расческу выкрала. А звонила тебе Альбина. Или кто-то из ее людей.

— И много у нее людей?

— Пока непонятно…

— Второго покойника опознали?

— Нет.

— А я опознал… Второй бомж. Ох, и мощный у него электрошокер, — поморщился Семен.

— А убежал, возможно, Федосов…

— Все равно…

— Альбина в розыске, может, возьмут.

— Без разницы. Главное, что Лида призналась. Значит, она мужа заказала?

Антонина встала у окна, посмотрела вниз. Альбина сейчас в бегах, ей не до карательных акций, но вдруг она со своими сообщниками попытается напасть на Семена? Подъедет сейчас к больнице, выйдет со своими людьми из машины, и начнется… Но зачем ей убивать Семена? Какой в этом смысл?

— Заказала, — кивнула она. — Говорит, что Альбина ее уговорила. И Буракова она, возможно, уговорила… Бураков уже ничего не скажет…

— Без разницы, кто да что, — покачал головой Семен. — Главное, что я никого не убивал.

— Ну да, показания сняты, зафиксированы. И если с Лидой вдруг что-то случится, обратно уже не повернешь. Так что можешь спать спокойно.

— Что с ней может случиться?

— Ну, как-никак она свидетель. Такой же, как Бураков… Если Бураков не организатор… А может, и Лида организатор… В общем, Панарина сейчас под домашним арестом. Альбина может к ней прийти…

— Чтобы убить?

— За деньгами. А, может, чтобы убить… Я так понимаю, что Альбина собиралась ее доить.

— Доить?

— Ну, она же теперь дама богатая. И в полной зависимости от Альбины. Как этим не воспользоваться? Она ей уже миллион должна. Ни с того ни с сего — целый миллион. А потом еще и три миллиона потребует. И десять… Ну, пока такая версия, а как там на самом деле… Может, Панарина нас за нос водит…

— Но в том, что меня подставили, она реально призналась?

— Я же говорю, можешь спать спокойно… Да, кстати, Скважин привет тебе передавал. Он, говорит, пока за тобой бегал, все время звонка из министерства ждал. От твоего покровителя. Но так и не дождался.

— Так я ни к кому за помощью и не обращался. Если бы я не виноват был, тогда бы позвонил.

— А ты виноват?

— Ну да… — кивнул Семен, совершенно серьезно глядя на нее. — Это я Скачкова убил.

— Ты?! — потрясенно вскинулась Антонина.

— Ну, он же меня обокрал. Тебя украл. Должен же был я восстановить справедливость?

— Так это ты все-таки его убил? — Она не могла в это поверить.

— А я должен был его убить? — колко усмехнулся он. — Из-за тебя? Дорого же ты себя ценишь… Шучу я. Не убивал я Скачкова. И не собирался. Ушла и ушла. Я смирился. Мне же не привыкать, да?

— Такими вещами не шутят.

— Ну, можешь меня арестовать.

— Да нет, не надо.

— Значит, я свободен?

— Да.

— Тогда прощай! — помахал ей рукой Семен.

— Как прощай? — опешила она.

— Ну, я же ни в чем не виновен, а больше меня ничего не интересует. Ну, если у тебя есть вопросы, задавай.

Равнодушие в его глазах было наигранным, чувствовалось, что Семен очень переживал. Но решение принято, а он упрямый. Антонина знала, насколько…

— Я должна извиниться за Скачкова… — Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, у которой кто-то дорогой и горячо любимый отбирает куклу за плохое поведение, и захотела объясниться: — Это было какое-то безумие…

— Если бы не Альбина, ты бы и дальше жила с этим безумием, — усмехнулся Семен.

— Но безумия больше нет…

— Есть. И ты должна жить с ним дальше…

— Я хочу остаться с тобой.

— А я хочу остаться самим собой… А извиняться за Скачкова не надо. Жизнь есть жизнь. Что было, то было.

— Но жизнь продолжается…

— Да, но у меня есть желание ее прекратить. На часик-другой… — Он закрыл глаза. — Возможно, мне приснишься ты.

Антонина тоскливо вздохнула. Ему сделали укол, который не только снимает боль, но и усыпляет. А, возможно, Семен всего лишь притворяется, что его тянет в сон. Может, он всего лишь ищет повод, чтобы Антонина ушла.

И она уйдет. Но завтра придет снова. На этот раз унижаться она не будет, всего лишь задаст какой-нибудь вопрос по делу об убийстве Ветрякова. Или Панарина. Или Скачкова… И не важно, что этими делами она не занимается. Главное, у нее должен быть повод, чтобы видеться с Семеном. Антонина очень виновата перед ним, но руки она не опустит…

Солнце над пышной кроной магнолии, шелестящее море у ног. Небо светлое, высокое, воздух мягкий, теплый, вода в море как парное молоко. Но все это было в Сочи и в июне, но тогда Семен был в бегах, прелести курортной жизни впечатляли его совсем не так, как сейчас.

На свободе он. И в компании с очаровательной Ингой, которую забрал с собой из больницы. Хорошо ему с ней, да и нельзя ему без медсестры, когда на сердце рана.

Да и на ноге рана еще не совсем зажила. Инга все еще делает перевязки. А еще она помогает забыть Антонину. И, надо сказать, это у нее неплохо получается. Хотя до полного забвения еще далеко…

— О чем ты думаешь? — Она прильнула к нему, нежно провела пальцами по его волосам.

Тело у нее стройное, упругое и, главное, с уникальным температурным режимом. Жара, солнце, а тело прохладное. А когда холодно, ее тело согревает. Семен помнил, как они отметили первый свой день на море. Он тогда больше думал об Антонине, чем об Инге, может, потому и не заметил, как напился. Проснулся на пляже, на деревянном лежаке, в объятиях Инги. Прохладная тогда была ночь, с моря дул неприветливый ветер. Но Инга не дала ему замерзнуть.

— Да так.

— Об этой… капитанше? — В голосе Инги звякнули ревнивые нотки.

— Антонина ее зовут.

— Да знаю… Любишь ее?

— С чего ты взяла?

— Ну, я же не совсем дура, догадываюсь.

— Если не дура, догадывайся молча.

— Обидеть меня хочешь?

Семен закрыл глаза. Не было у него такого желания, но, если Инга обиделась, то это ее право.

— Ну ладно!

Она отстранилась от него, поднялась и пошла к морю.

А когда Семен открыл глаза и обратил свой взор к морю, то увидел Ингу в компании с каким-то загорелым «качком». Парень что-то говорил ей, восхищаясь, скорее, самим собой, чем ею, а она внимала ему с резиновой улыбкой.

Все бы ничего, но «качок» стал забывать о себе, любимом. Его глаза вдруг забрались в ложбинку между двумя роскошными полусферами, едва прикрытыми тонкими остроугольниками лифчика, а рука легла ей на талию. Инга возмутилась, захлопала глазами, подалась назад. Он выставил вперед руки и растопырил пальцы, показывая жестом, что это случайное недоразумение.

Но Семен уже шел ему навстречу. Легкая хромота у него еще осталась, поэтому «качок» посмотрел на него, как на инвалида, который нуждается в снисхождении, и пренебрежительно хмыкнул.