Николас Николсон - Призрак Фаберже

Улицы были изрыты воронками, повсюду торчали трамвайные рельсы, вывороченные из земли. Когда автобус подъезжал к старому рынку, Геннадий вздохнул с облегчением — он увидел шпиль Адмиралтейства. Хоть что-то сохранилось от прошлой жизни. По радио сообщали, что Берлин лежит в развалинах. Геннадий надеялся, что так оно и есть и этот ненавистный город обратился в пыль под ногами красноармейцев.

— Пионеры, внимание! — прокричал измученный водитель автобуса. — Дальше проезда нет. Все разбомбили фашисты. До Куйбышевского райкома мы пойдем пешком.

Усталые дети молча вышли из автобуса. На улице работали изможденные мужчины и женщины, разбирая завалы и по цепочке передавая кирпичи к полуразрушенным домам, где они могли пригодиться для восстановления. Взглянув на их лица, Геннадий понял, что они голодны и держатся из последних сил.

Проходя по Невскому, дети с ужасом смотрели на разрушения. Они, конечно, слышали, что Ленинград героически сопротивлялся фашистам. Но, по их представлениям, это означало, что доблестные жители защищали свой город с оружием в руках, не давая врагу пощады. В действительности все оказалось иначе.

Наконец они добрались до райкома партии и вошли в огромную исцарапанную дверь. Несмотря на запущенность, здание райкома поражало своей красотой. В дальнем конце вестибюля Геннадий увидел прекрасную мраморную лестницу — два изящных полукружия поднимались на второй этаж, где располагались парадные залы. Помещение перекрывала легкая аркада, где роль колонн выполняли наяды и сатиры, поддерживающие арки мускулистыми руками. Их классические торсы, как бы вырастающие из пилястров, покоились на золоченых цоколях, возвышавшихся над мраморным полом. Все это великолепие отражалось в больших треснувших зеркалах.

Геннадий тронул водителя за рукав:

— Товарищ, а что здесь было раньше?

— Что значит раньше? — недовольно спросил водитель.

— Извините, — сразу стушевался Геннадий.

— Пионеры, ждите здесь, — распорядился водитель. — Я пойду поищу встречающих.

Геннадий и еще несколько ребят присели у стены рядом со старой вахтершей, которая штопала какую-то тряпицу. Она приветливо улыбнулась детям.

— Ничего, скоро будете дома, и жизнь наладится. Сталин позаботится о вас, — сказала она, погладив по голове одну из девочек. Потом пальцем поманила к себе Геннадия. Он неохотно подошел. — Раньше мы называли этот дом Сергеевским дворцом, — шепотом сообщила вахтерша. — Здесь жили Сергей Александрович, дядя царя, и его жена Елизавета, сестра императрицы.

— А вы откуда знаете? — недоверчиво спросил Геннадий.

— Я у них служила, пока великая княгиня не переехала в Москву и не стала монашкой.

— А зачем?

— Чтобы ничто не мешало ей помогать бедным. Говорят, она умерла как святая.

Испугавшись, что их могут услышать, Геннадий стал озираться по сторонам.

— Мне пора идти, бабушка, — на всякий случай сказал он.

На лестнице появилась грузная женщина.

— Пионеры! Идемте со мной, — прокричала она.

Дети стали подниматься по лестнице. На втором этаже их ждали родственники. Геннадий быстро оглядел небольшую кучку людей, но его родителей среди них не было. Детей со слезами встречали одни женщины. Мужчин не было видно.

В дальнем углу комнаты Геннадий заметил женщину, которая внимательно смотрела на него. Он узнал в ней свою родную тетку. Нерешительно приблизившись, Геннадий спросил:

— Вы тетя Лариса?

— Гена, как же ты вырос, — тихо произнесла она.

Взяв мальчика за руку, она подошла к столу, где детям оформляли документы.

— Фамилия? — спросила женщина, сидевшая за столом.

— Антропин Геннадий Алексеевич, — ответил он.

— Вы его мать? — спросила женщина Ларису.

— Нет, я его тетя, — ответила та.

— А где же родители?

Лариса сжала мальчику руку.

— Отец, Алексей Ефимович Антропин, и мать, Елена Николаевна, убиты.

Геннадий опустил глаза, с трудом сдерживая слезы. Пионеры ведь не плачут.

— Вы забираете этого ребенка? — спросила женщина.

— Да, — коротко ответила его тетя.

— Ваше имя и фамилия?

— Бородина Лариса Николаевна.

Поставив печати на документы, женщина вручила их Ларисе. Потом потрепала Геннадия по щеке и печально улыбнулась. Поймав на себе взгляд одного из солдат, она отрывисто бросила:

— Вы совершили геройский поступок. Родина гордится вами. Следующий!

Вместе с Ларисой Геннадий вышел на улицу.

— Как-то нехорошо получилось, — начала она. — Мне очень жаль, что я не поговорила с тобой заранее. Твой отец одним из первых погиб в Сталинграде. Погиб как герой, и слава Богу, что ему не пришлось пережить эту страшную битву. После того как закрылся университет, твоя мама работала в Эрмитаже. Они готовили экспонаты к эвакуации на случай, если немцы войдут в город, — продолжала Лариса ровным тихим голосом. — Когда началась бомбардировка, твоя мама вместе с другими сотрудниками работала в одном из картинных залов. Им надо было торопиться, и поэтому они вырезали картины из рам. Твоя мама помогла спасти почти всю испанскую живопись. Когда за окном взорвался снаряд, она как раз свертывала картину в рулон. Ее убило осколком. Мы победили в этой войне благодаря таким людям, как твои родители. Но ты остался жив, и твои дети будут жить в мире.

Геннадий заплакал, забыв о том, что он пионер.

Они пошли по Невскому проспекту. На одном из домов Геннадий заметил объявление: «Граждане! Во время артобстрела эта сторона улицы наиболее опасна». Дом напротив был разрушен до основания.

Повернув за угол, они прошли мимо Адмиралтейства и направились в сторону Исаакиевского собора.

— Почему мы идем такой длинной дорогой? — спросил Геннадий.

— Все улицы завалены, приходится идти в обход.

Исаакиевский собор был изрешечен снарядами. «Астория» пострадала от пожара, все стекла на первом этаже были выбиты. «Интересно, что делается в вестибюле?» — подумал Геннадий. Он посмотрел на купол Исаакия. Его ослепительная позолота была закрашена темной краской для маскировки, а сам собор затянули камуфляжной сеткой. Скульптуры архангелов были обложены мешками с песком.

Геннадий почувствовал, как в нем закипает злость. Он был зол на своих родителей за то, что они умерли, зол на немцев за то, что они превратили прекрасный город в руины. Он поклялся, что, когда вырастет, восстановит этот город в его прежнем виде. Его дети увидят тот самый Ленинград, в котором прошло его детство, с прекрасными улицами и Эрмитажем, полным чудесных картин. Его мосты, дворцы, музеи и парки, как прежде, будут приводить людей в восхищение.

Наконец они дошли до дома, где жила его тетка. Несмотря на все бытовые проблемы, в маленькой квартирке царили чистота и порядок. Не было только воды и электричества. Квартира освещалась свечами, которые, по словам тети Ларисы, стоили на черном рынке целое состояние. Дядя Боря был уже дома.