Никита Филатов - Последняя ночь майора Виноградова

— Большая любовь?

— Нет, брак, скорее всего, фиктивный. Во всяком случае, вместе они не живут. И не жили, наверное.

— Это криминал?

— По сути, да. Но очень трудно доказать.

— Друзья? Политические интересы?

Полицейские вновь переглянулись:

— Мы не ведем тотальную слежку за гражданами. Даже за иностранными… без достаточных на то оснований. В отличие от многих своих соотечественников, господин Войтович не имел привычки нарушать закон — в компьютере есть данные только о двух штрафах дорожной полиции: за превышение скорости и за парковку в неположенном месте. Согласитесь, этого недостаточно, чтобы всерьез озадачить специальные службы!

— И все-таки вы не ответили…

— Скажем так, по нашим данным, покойный не входил в число лиц, состоящих в организациях экстремистской или националистической направленности. Нет его даже в числе знакомых подобной категории лиц.

— Но с кем-то он дружил? С бывшими земляками?

— Таких сведений у нас нет, — развел руками «студент».

— Жаль.

— Но! — торжествующе поднял вверх указательный палец полицейский. Его напарник и Олаф радостно заерзали на стульях — очевидно, они были в курсе предстоящего сюрприза. — Но! После беседы с вами кое-что показалось несколько странным в документах, которые покойный заполнял перед въездом в страну. Мы заметили кое-какие расхождения в датах.

— Он скрыл судимость?

— А как вы догадались? Вы знали?

Виноградов даже пожалел, что не сдержался, — у парня был вид человека, запоздавшего в компанию к началу разговора и с ходу рассказавшего анекдот, который непосредственно перед этим уже рассмешил присутствующих.

— Тогда нет. За что? Сколько он получил?

— В одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году в городе Кракове, Польша. Соучастие в сбыте краденого. Контрабанда. Отбыл в тюрьме два с половиной года.

— Да-а… Еще что интересное есть? Подробности?

— Подробностей пока нет — информация получена по каналам Европола, через Варшавское бюро. Материалы пришлют почтой. А вот насчет интересного…

Владимир Александрович понял, что кое-какие козыри швед припас, и придал лицу выражение трепетного ожидания:

— Не томите!

— По этому же делу был осужден Ян Колосовский, шестьдесят пятого года рождения.

— Брат?

— Да, очевидно. Старший брат. Посылался запрос, мы не знали еще, что… точнее, кто убийца. Поэтому подробностями не интересовались.

— Когда будут материалы?

— Дополнительный запрос уже отправлен. Сутки-двое.

— Неплохо!

— Преступность становится транснациональной. Приходится не отставать. В условиях, когда восточноевропейский криминал…

— Я думаю, что господину Виноградову это объяснять не требуется, — поддержал реноме приятеля Олаф.

— О, конечно! Простите.

— Ничего. Была бы польза… А «мерседес»?

— О, тут тоже есть странности. Лэрри получил копию дела. Их поймали в Финляндии, в Лаппеенранте.

— Далековато!

— Но довольно быстро — на следующий день после того, как владелец сообщил об угоне.

— Не совсем понимаю…

— Мы тоже.

— Давайте по порядку, хорошо?

— Хорошо.

Переводчик принял от коллеги документы и, сверяясь с ними, заговорил:

— Одиннадцатого апреля господин Геллер вернулся из командировки в Гамбург. Обнаружил отсутствие в гараже своего автомобиля. Сообщил в полицию, в страховую фирму.

— Сколько он не был дома?

— С шестого апреля — шофер отвозил его в аэропорт на «мерседесе», потом поставил машину в гараж, на место.

— Шофера допрашивали?

— Только поверхностно.

— Что он еще сказал?

— Почти ничего. На время отъезда хозяина ему был предоставлен… отпуск?

— Выходные?

— Да, выходные дни! Правильно. О краже он узнал, только когда вернулся господин Геллер.

— Странно… Он, наверное, должен был его встречать?

— Господин Геллер прилетел внезапно, на неделю раньше, чем планировал.

— Без звонка?

— Видимо. Полицейские не вдавались в подробности — машину ведь почти сразу нашли.

— Как это произошло?

— У границы бдительные финны проверили по компьютеру. А там уже была информация, что «мерседес» числится угнанным.

— Кто?

— Угадывать с трех раз не будешь? — Олаф успел пролистать переданную полицейским папку и теперь был осведомлен лучше Виноградова.

— Русские?

— С тобой неинтересно разговаривать.

— Интересно другое. Они говорят, что случайно, гуляя по Стокгольму, наткнулись на шикарный автомобиль. Не удержались, решили прокатиться. Ключи якобы были в замке зажигания.

— Бред!

— Конечно! Покатались. Понравилось. Решили сэкономить, доехать до границы с Россией, там оставить и позвонить в полицию, чтоб забирали…

— Интересная версия.

— Очень. Разная степень вины — за кражу и за… это!

— Временное позаимствование?

— Что-то вроде.

— Но ведь они все равно не смогли бы пересечь границу. Если машина угнана…

— Это если есть уже информация об угоне, — задумчиво прищурился Густавсон. — Понял?

— Кажется, да. А если никто не заявлял?

— Нет проблем.

— Та-ак… А воры где?

— Финны продержали их четверо суток, пока с нами связывались. Потом отпустили под залог.

— Большой?

— Изрядный.

— Кто внес?

— Не знаю.

— И естественно, с концами?

— Что? — не понял «студент».

— Да. Ищи-свищи ветра в поле… — блеснул своими филологическими познаниями Олаф и перевел смысл полицейским.

— Мы можем дать вам возможность вместе с господином Густавсоном изучить дело о попытке кражи машины. Это не принято, но, учитывая, что наше сотрудничество весьма плодотворно…

— Спасибо.

— Кстати, господину Виноградову может пригодиться эта выборка. Здесь данные о кражах машин в Стокгольме. За три месяца.

— Жизнь моя течет странно в ожидании смысла… — задумчиво констатировал Виноградов и пояснил: — Так говаривал некто Виток, офицер и философ, когда нас послали штурмовать Белый дом.

— В Москве?

— Да. Американский мы пока не трогали…

— Юморист!

Владимир Александрович и Густавсон комфортно — ноги на стол, кофе на расстоянии вытянутой руки — расположились в вертящихся креслах. Собственно, эти вот кресла, если не считать сугубо функционального столика, полки с разноцветными папками-накопителями да компьютеры составляли всю обстановку кабинета Олафа. Это даже и не кабинет был — так, стеклянная выгородка три на два метра в ряду таких же, образующих бесконечный редакционный коридор.

— Занято.

— Может, еще наберешь? — Густавсон, ожидавший эмоционального выплеска, с удивлением увидел, что Виноградов почти спокойно положил телефонную трубку.

— Обязательно! Ерунда, к нему и в Питере-то не прорваться, только чудом…