Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»

– И так уже вся страна зарплаты не получает, – буркнул Трофим.

– … и гражданской войны, – закончил вице-премьер.

– Не боись, мы при любой войне выживем, – криво ухмыльнулся Саман.

– А на войне мародеров ставят к стенке, – резюмировал Корсовский. – И не забывайте, ублюдки, если бы я не привел старика в президентское кресло, если бы я не собрал на все это бабок, не скупил бы на Билловы баксы всех и вся, вы бы все, братва моя ненаглядная, поисчезали бы еще два года назад.

– Что значит, «поисчезали»? – насупился Саман.

– А то и значит. Пропали бы без вести так, как могут пропадать люди только в нашей стране. Без единого звука. Скажи, Трофим.

Старый бандит, насупив брови, покивал головой и пробубнил:

– Так мы что ж, Игорь Михалыч. Мы ж так… Может, думаем, помощь требуется.

– Разумеется, требуется! – подхватил Корсовский. – Вы же не просто мои «братки». Вы – будущие губернаторы, генералы, министры страны Российской. Никто не спасет нашу державу, кроме братвы. В вас я вижу великое будущее нашей страны. Но сейчас мы должны приложить все силы, чтобы вывести ее из тяжелейшего положения.

– Ты, блин, только скажи! – воодушевился Саман. – Мы за тебя любого порвем, скажи, Бык!

– Ё-о-о! Мля-а-а! – возликовал громила, в восторге тряся своими ручищами милостиво протянутую ему вице-премьерскую конечность.

«Если бы всеми мировыми политиками можно было управлять при помощи демагогии, – мечтательно подумал Корсовский, – я поистине мог бы создать Четвертый Рим».

Подозревая, что если его начнут вычислять, то справятся с этим в два счета, тем более, что стукачей с избытком имелось и в его Управлении, Барский снял комнату в маленькой квартирке недалеко от Белорусского вокзала, заплатив за нее несусветные с его точки зрения деньги. Утешало его то, что квартплата шла из кармана налогоплательщиков. Он принял ванну и побрился перед тем, как приступить к делу, потому что привык перед началом любого мероприятия выглядеть солидно, к тому же торопиться не было необходимости. Московские офисы не закрываются раньше пяти, и нужный ему человек все еще на работе. Точно через четверть часа Барский должен выйти на улицу и отыскать нужную ему телефонную будку.

– Управление монтажно-наладочных работ 1122, – четко и безлико раздался из телефонной трубки хорошо тренированный голос.

Прелесть этой телефонной будки состояла в том, что при всем напряжении прослушивающих устройств, разговор, ведущийся из нее, представал в виде ровного однообразного гудения, чего не могла дать мобильная связь. Больше того – абонента не удавалось засечь никакими силами.

– Могу я поговорить с господином Ингмаром Берзиньшом?

– Господин Берзиньш, – по слогам повторил голос. – Вы не знаете номер его личного телефона?

– Нет, боюсь, что нет, но вы можете его найти. Он личный помощник…

– Понимаю, одну минуточку.

Телефон замолк, и затем раздался другой голос:

– Не могли бы вы представиться?

– Скажите ему, пожалуйста, что это по поводу контракта «Юкос-Шелл».

Почти сразу же после этих слов раздался третий голос.

На этот раз Барский без сомнения попал на нужного ему человека – у того был прибалтийский акцент, он говорил медленно и тщательно и явно боролся со своими эмоциями. Даже по телефону Барский чувствовал в этих тщательно произносимых словах надежду, возбуждение и страх.

– Берзиньш слушает. Да, я ожидал вашего звонка и очень хотел бы обсудить условия контракта как можно скорее. Вам подошло бы послезавтра утром?

– Да, это вполне меня устраивает. В десять минут десятого утра.

Барский посмотрел на часы.

– Благодарю вас. Буду вовремя.

Он заглянул в записную книжку, сделал там пометку и положил трубку. Пока все идет, как надо. Словом «утро» в их шифре обозначался вечер, послезавтра надо было читать как «сегодня». Значит первая встреча состоится сегодня вечером, а затем все пойдет по плану. Через час он получит клочок бумаги с адресом, который ему нужен. Он проникался уверенностью, что история Берзиньша подлинная, это подсказывало едва уловимое возбуждение голоса в трубке. Он открыл дверь и вышел из будки.

Ирландский бар «Св. Брендан» находился на углу монолитного здания в районе Остоженки, и, когда Барский подошел к нему, двери были открыты. Он взял со стойки у входа газету и затем проследовал в салон за разномастной, большей частью молодой публикой, заказал кружку пива и унес его в один из кабинетов, располагавшихся вдоль стены. Берзиньш будет здесь только через несколько минут, так что у него было время полистать газету. Он лениво просмотрел заголовки, слегка при этом улыбаясь.

«Корсовский выступает на конференции МВФ. Вице-премьер России заявляет о просчетах прошлого российского руководства. Эксперты обещают кризис в России. Мэр Москвы метит в президенты».

Ему вспомнился очерк, вычитанный недавно в книге о «Ста великих казнях». О том как триста пятьдесят лет тому назад честный и порядочный офицер шотландской гвардии Фельтон заколол палашом премьер-министра Англии Джорджа Вильерса. Того самого герцога Бэкингема, по которому так сохла французская королева, что отправила ему в подарок двенадцать брильянтовых подвесков, про которые пронюхал кардинал Ришелье, за которыми в погоню кинулся удалой шевалье д’Артаньян, про которого так увлекательно написал Александр Дюма-отец, который… У которого в книге была масса неточностей. Или скажем так, вольного подтасовывания истории. Офицер Фельтон в его описании предстает легковерным влюбленным, которого охмурила коварная миледи, а герцог Бэкингем – благородным и бескорыстным подвижником, борцом за счастье трудового народа Англии. На самом же деле история была гораздо более прозаическая и гораздо более циничная, как это всегда и бывает в действительной истории. На самом деле Бэкингем, пользуясь попустительством короля, разворовал пол-страны, народ довел до полного обнищания, армию – до абсолютного разорения, и, видя все это, честный и порядочный морской офицер решил избавить от него страну. И избавил. Человек этот моментально стал национальным героем Англии. Люди заказывали в его честь благодарственные молебны и пили в кабаках за его здоровье. На полгода только о Фельтоне говорили в обществе, писали в газетах, судачили на рынках. А кончилось все это плахой и палачом. Хотя объективно в Англии того времени не нашлось бы ни одного человека, который хотел бы этого. Исключая разве что короля, который имел на этот счет особое мнение. Это-то особое мнение в свое время, спустя почти 20 лет после описываемых событий, привело на плаху и самого короля (и об этом также с блеском написал великий романист, так что, сдается, история служит лишь для того, чтобы господа-романисты могли на ее древе вольготно паразитировать).