Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»

– Лучше бы он с Уголовного кодекса начал, – коротко зевнув, сказала Лена и заторопилась на поезд.

Она вышла на улицу и машинально помахала рукой, подзывая такси или любую машину, водитель которой захочет заработать десятку – большие для нынешних мест деньги.

Тут же с места сорвался асфальтового цвета «москвич». Водитель, молодой краснощёкий парень с готовностью выглянул в окно.

– Куда поедем, красавица?

– На станцию.

– Сидай сзади, у меня передняя дверь не открывается, – весело предложил парень.

Она села на заднее сиденье, размышляя обо всем, что узнала. И потому для нее оказалась полной неожиданностью ситуация, когда машина, проехав метров пятьдесят, вдруг остановилась, и в неё с двух сторон запрыгнули молодые парни, сжав ее с обеих сторон. Севший с переднего сиденья молодой человек в ярко-зеленой плащевке приставил ей ко лбу пистолет и негромко сказал:

– Только пикни, сучонка, живо мозги вышибу.

«Да, дура, дубина ты стоеросовая, – говорила она себе во время езды по закоулкам городка, – взяли тебя вполне профессионально, потому что рассиропилась, забыла о том, что находишься на работе, расчувствовалась». Теперь оставалось лишь гадать, кто же это ее так скрутил, сковал руки за спиной наручниками и на рот налепил пластырь – просто местные «бандюки» или контора похуже.

Минут через десять петляния по городу машина подъехала к трехэтажному особняку, похожему на коровник. Только стены в нем были выложены плитами из каррарского мрамора, двор устилал канадский газон, а окна были пластиковые, из повседневной рекламы «Лучшие окна из Финляндии! Простота и качество!».

Машина объехала дом и остановилась у заднего крыльца. Лену грубо выволокли из машины и потащили на третий этаж по узенькой лесенке.

Встретивший их парень с длинными черными волосами и острым носом обрадованно сказал шепотом:

– Нашли-таки?

– Весь город из-за этой мляди исколесили, – отвечал ему краснощекий. – Это я дотумкал, где ее искать, ты скажи Заботе.

– Т-с-с-с! – остроносый сделал страшные глаза. – У Заботы творческий момент – он книгу пишет. Писатель к нему приехал из Москвы. Сажайте ее сюда и валите покурите.

Лену посадили на стул. Схватившие ее парни на цыпочках вышли из комнаты. Остроносый же приоткрыл половинку двери и весь обратился в слух.

Тяжелый скрипучий голос наполнял собой комнату и вырывался наружу.

– Короче так, блин… В общем, повязали мы их, факт. Ты пойми правильно, Симеон Елизарыч, они же падлы были, отморозки, в натуре. После того, что они с братками сделали нашими, их не только убить, я бы их зубами готов был загрызть. НУ и после этого весь город был уже наш. Мы там навели порядок – положили конец ментовскому беспределу. Раньше ж людям там торговать было невозможно! Ежеминутно каждую бабку с семечками, каждый комок любой-голубой, всякий проверяющий, мент, отморозок, грабил как хотел, а при нас люди вздохнули по человечески. Понимаешь?

– Да, да Илья Захарыч! – льстиво поддакнул сладкий голосок. – Как не понять. Ведь вы же жизнью своей за народ рисковали! Вот только позвольте прояснить два момента: что сталось потом с теми, кого вы э-э-э… повязали?

– Что сталось? – могучий голос захохотал. – А ничего не сталось. Где они, там нас пока нет. А в общем, что хошь, то и пиши, мое дело сторона. пиши – разбежались кто куда. Пущай ищут.

– И второе, – продолжал голосок, – вот с теми деньгами из сберкассы, из-за которых вы их того… Непонятным остается, куда деньги делись?

– Ты что охренел? Чтоб твою мать! Какое тебе, на хер, дело, куда делись деньги! – заорал невидимый пока Илья Захарыч. – Твое дело книжки складно писать да слова мои по-грамотному перекладывать, а в остальном – меньше знаешь, крепче спишь.

– Как скажете, – проблеял Симеон Елизарович. – Писатель пописывает, читатель почитывает…

– А впрочем, можешь написать, что деньги эти все пошли на благотворительность. Знаешь, сколько народу у нас сейчас по тюрьмам распихано? И знаешь, сколько денег тратит наше дерьмократическое государство им на жратву? Пол-рубля в день! Вот на помощь сирым и голодным все енти грязные, у вкладчиков уворованные государством деньги и пошли. Так, блин и напиши. Ну всё, хватит. Устал я. Мозги напрягать тяжело.

– Всё-всё, Илья Захарыч, бегу, лечу. Как главку за-кончу на той неделе – так прилечу.

– На, держи, денежку, и старайся сочинять покруче. Как книжку выпустим, начнем предвыборную программу писать.

– Ой, Захарыч, да вы никак в президенты собрались?

– Тс-с-с!

– Понимаю, понимаю, «тайна сия велика есть». Но помните, на голоса российских писателей можете твердо рассчитывать. Да и на кого надеяться нам, как не на вас, вы – соль соли земли Русской! Защитник вы наш!

В комнату, где сидела Лена с живостью, несвойственной дородному телу выкатился толстячок, ехавший с ней в утренней электричке и сурово осуждавший продолжателя Достоевского. Он уставился на девушку сквозь круглые очки в золотой оправе и разинул рот при виде рта, залепленного пластырем. Остроносый закрыл ее от него и бросил ему:

– Вам туда.

– А… да-да… – заикаясь пролепетал он и бочком-бочком выбрался из комнаты.

– Слышь, Захарыч, – сказал остроносый, заглянув в большую комнату. – Он тут видел вот эту… – Он схватил Лену за волосы и подтащил к двери.

– А… – протянул дородный бородатый мужчина, сидевший в просторном кресле. – Давай ее сюда. Разбираться будем. А этого гундявого не боись – вся их шарашка у меня из рук ест.

Лену втащили в комнату и усадили на скрипучий табурет.

– Ну рассказывай, – приветливым тоном произнес Илья Заботин. – Зачем ты тута шляисся? Чего ты тут вынюхиваешь? Кто тебя послал?

Девушка замычала.

– Хули ж ты ей рот не разлепишь, чудило! – расхохотался Забота.

Остроносый одним рывком сорвал полосу скотча с губ девушки, так что она вскрикнула от боли.

– Пока ты, старый мерин, тут романчики пописываешь, – злобно прошипела она, – твоего зятя в Москве ФСБ к рукам прибирает, и завтра он будет сдавать всех подряд. И тебя в первую очередь.

– Не понял… – прогудел озадаченный Забота. – Ты ж по документам вроде как журнашлюшка… или кто ты?

– Кинто! – отрезала Лена. – Звони генералу Солдатову и пусть он тебе скажет кто я такая.

На разговор с генералом ушло три минуты, пока наконец Забота не протянул девушке трубку.

– Сам с тобой поговорить хочет. – И вдруг заорал на остроносенького страшным голосом: – Да снимешь ты с нее оправу или так и будешь загорать?

Тот мигом снял с девушки наручники. Та взяла трубку и сказала:

– Агент сто двенадцать слушает.

– Я не понимаю, деточка моя, – вскипятился генерал, – кто вам дал право самостоятельно разъезжать туда-сюда и совать свой нос в… в… в разные места.