Галия Мавлютова - Опер любит розы и одиночество

Я думала, что обрадую Юрия Григорьевича, а он что-то совсем расстроился. Ну и что? Почему он всегда прав? Я тоже могу быть уверенной в своей правоте! Мои пальцы стремительно летали по клавиатуре…

Кому мог насолить простой водила с фирмы? Где тут криминал? Опять в моей голове каша.

Я выглянула из-за монитора. Юрий Григорьевич что-то сосредоточенно писал, высунув кончик языка. Еще одна вредная привычка, мужчина в возрасте пятидесяти лет не имеет права писать с высунутым языком.

«Тоже мне, полковник, — фыркнула я, продолжая летать пальцами по клавишам. — Вам нужен доклад, товарищ полковник? Вы его получите ровно через полчаса».

Он убежден, что Сухинина убили, из-за особого внимания министра? Ну, это я уже слишком загнула. Полковник — не карьерист. Жаль, что не могу его спросить по-человечески. Во-первых, нарушу субординацию. Во-вторых, он усомнится в моих профессиональных качествах, а не хотелось бы добавлять лишних сомнений в мой адрес.

Через полчаса я молча положила распечатанный доклад на стол Юрия Григорьевича. Сидя в подсобке (это наша мини-столовая, кафе, ресторан, кухня и одновременно приют комедианта), я дула на горячий чай и судорожно соображала, как бы улизнуть с опостылевшей работы. Во-первых — как, во-вторых — куда…

Каким образом улизнуть — придумать можно, а вот с «куда» — гораздо сложнее.

Сбегать с работы абсолютно некуда — дома сидеть не хотелось, а в другие места душа моя не рвалась. Да и где можно найти приют одинокому истосковавшемуся сердцу?

Я вспомнила странные знаки на записке: изум, руб, топ. А если это не изюм, рубль и уж точно не топ-модель? Что могут означать эти слова?

А возьму-ка я словарь и посмотрю все слова, начинающие с изум… Ну конечно, это изумруд! Тогда «топ» — это топаз, что ли? «Руб» — рубин? Да. Так и есть! Ура, ура, ура! Банзай! Слава Аллаху! Рубин, топаз и изумруд! А что такое «калиф»? Таких камней нет в природе, есть только калифы на час. Ну да ладно, разберусь. Надо же доказать полковнику свой профессионализм. Только доказывать надо молча, без криков «ура» и «банзай». Откуда у водителя мебельной фирмы могла взяться записка с сокращенными названиями драгоценных камней? Значит, интуиция у полковника железная? Недаром он уверен, что ДТП не ДТП, а криминальная разборка. Конечно, он прослужил тридцать с лишним лет, а я всего-то около двадцати. Мало это или много?

Я невольно дернулась. Приемник оглушающе орал, перебивая шумные голоса краткими сводками новостей. Я прислушалась: «21 января в «Лен-экспо» открывается выставка — «Петербург — салон роскоши».

Господи, подумать только — Петербург прослыл салоном роскоши! Интересно, что там такое, бриллианты валяются под ногами, что ли?

Я вспомнила грязь на улицах и проспектах, превратившуюся от мороза в булыжники, комья застывшего снега, норовящие угодить прямо под ноги. Говорят, что наш город в этом году занял первое место по России по количеству сломанных и переломанных конечностей. А может быть, где-то есть он, этот так называемый салон роскоши? Есть, существует, зазывает в свои недра с рассыпанными тут и там сокровищами. А я сижу в подсобке и тихо гнию от тоски и отчаяния. Вот на эту выставку роскоши я и поеду. Там я и разберусь с драгоценными камнями. Все лучше, чем со словарем в руках кроссворды отгадывать.

Все брошу, милицию, Юрия Григорьевича, Иннокентия Игнатьевича с их бедами и амбициями и поеду искать салон роскоши, как ищут землю обетованную. Может быть, я и разгадаю секрет записки с изумрудами и рубинами, найденной в кармане мертвого водителя.

Тем более что искать надо не за тридесять земель и не в тридевятом царстве, а всего лишь в «Ленэкспо». Ехать недалеко, зато могу разгадать ребус с диковинными камнями.

Выглянув из подсобки, я увидела, что Юрия Григорьевича в кабинете нет, значит, моя докладная записка прошла первый тест. Теперь осталось удачно смыться из управления, не встретив никого из начальников. Надо еще предупредить дежурного, чтобы меня не потеряли, а то объявят во всероссийский розыск.

Закутавшись в пальто и надвинув на глаза берет (чтобы не так стыдно было), я мелкими шажками побрела к выходу, считая по дороге этажи, пятый — пусто, четвертый — пусто, третий — пусто, второй — навстречу мчался Юрий Григорьевич…

Я срочно спряталась за стену лифта, сгорая от стыда. Совсем как в школе, точно так же я сгорала от смущения, сбегая с последних уроков. Полковник промчался мимо меня, мимо лифта (он никогда не ездит на лифте, полагая, что быстрее домчится на своих двоих), оставляя после себя ощущение нескончаемой работы.

В его присутствии мне кажется, если я выйду хотя бы на полчаса из управления, жизнь в городе мгновенно прекратится, сразу начнутся беспорядки, несанкционированные митинги и забастовки, вылазки неофашистов, антиглобалистов, скинхедов, перестрелки и всякие другие безобразия.

Когда я выхожу из здания, это ощущение пропадает, потому что я понимаю: мое отсутствие или присутствие ничего не решает, милиция всегда была, есть и будет, и неважно, кто в ней служит, — Юмашева, Иванова или Перетятькина.

Миновав второй и первый этаж, одновременно переборов чувство стыда за свое позорное бегство, я вышла на Суворовский проспект. Если сесть на проходящую маршрутку, через полчаса, самое большее сорок минут, можно оказаться в «Ленэкспо», и тогда — прости-прощай, уныние и тоска. На выставке я увижу загадочный салон роскоши — другой угол зрения, иное мироощущение. Сколько людей, столько мнений. Я вижу в городе сплошные неудобства, грязь, гололед, жижу и копоть, разрушающиеся здания, подвалы, залитые водой, а кто-то с иным мироощущением видит роскошь, рассыпанные бриллианты и небо в алмазах. Откуда оно берется, это иное мироощущение? Может быть, люди притворяются и иного мироощущения нет? Они придумывают себе забавы и салоны роскоши?

С этими мыслями я шагнула в вестибюль выставочного павильона. Мне сразу преградили дорогу два охранника в тужурках и сторожиха в толстом ватнике.

— Ваш билет! — властно потребовали они в три голоса.

От такого трехголосья у меня заложило уши.

— А что, еще и билет нужен? Все-таки салон роскоши, наверное, туда бесплатно должны пускать, — пробормотала я.

Я даже не спросила, а предположила. Предположение стоило мне дорого, меня мгновенно вытурили на улицу в направлении билетной кассы.

— Сто рублей! — потребовала кассирша, не отрывая взгляда от маленького телевизора.

По всей вероятности, в кассе было жарко натоплено. Чайник уютно попискивал свистелкой, что-то бормотал телевизор, и мне до боли душевной захотелось превратиться в кассиршу.

«Зачем я выбрала профессию милиционера?» — мысленно завопила я и протянула сторублевку в крохотное окошечко.