Наталья Никольская - Ради острых ощущений. Гремучая смесь

— Она и вермут мой вылакала! — возмущенно проговорила я. — Ну что за дрянь!

Моя сестра поступила очень разумно. Она не стала усугублять мое состояние, а просто подошла и положила руку мне на плечо.

— Знаешь, — проговорила она, склонив голову, — я так думаю: все, что ни происходит, — к лучшему. Интуиция подсказывает мне, что ты еще дешево отделалась. Так что радоваться надо!

— Ага, радоваться, — повторила я, печально глядя на пустую бутылку. — Ни денег, ни утешения. Что я теперь мужу скажу?

— Придумаем! — обнадежила меня Полина. — Так что не впадай в депрессию, просто пойми, что это тебе урок на будущее, лады? И помни, что у тебя есть старшая сестра, которая не оставит тебя в беде!

…Когда Полина уехала, я вынула из шкафчика на кухне бутылку коньяка и теперь пила его с кофе, не смешивая две жидкости. На сердце быстро полегчало, и я решила, что Полина права, — все, хватит с меня добродетели, будем смотреть на мир сугубо практически, причем начиная вот с этой самой минуты.

Например, что это за бумаги пылятся у меня возле компьютера? А, это рукопись, которую мне нужно было перепечатать. Ты перепечатала эти сто страниц? Перепечатала, но десять с половиной. Так что звони сейчас же заказчику, проси еще пять дней — и вперед.

Ну кто там еще звонит в дверь? Только соберусь поработать, как сразу отвлекают. Я все же включила компьютер, чтобы он загрузился, пока я буду открывать, и быстро прошла в коридор.

Но только я коснулась ручки двери, как с той стороны заорали:

— А ну отпирай, тля! Не надо мне лапшу на уши вешать, я тебя в окно видел!

О-о, нет! Я безвольно опустила руку и сползла по стене. Присев на корточки, я горестно подперла подбородок ладонями и стала думать.

Это тот самый парень, которого вчера отмутузила Поля. У него были очень серьезные претензии к моей гостье, а после вчерашней сцены, видимо, и к нам с сестрой тоже. А Поли сейчас нет, и в морду ему уже никто не даст. Значит, за все придется отдузаться мне одной.

Такая перспектива меня совершенно не устраивала, и я решила не отпирать. А что? Не будет же он тут сутки напролет торчать? Постоит — постоит и уйдет. А я буду работать. Вот только сначала прокрадусь на кухню и выпью капельку ликера, чтобы снять напряжение.

Но Зуй не унимался. Он продолжал орать, дергать дверь за ручку — так, что она сотрясалась, даже два раза с силой поддал ногой.

— Открывай, сука, кому говорю! Хуже ведь будет! И тебе, и твоей подружке! — доносился до меня его громкий голос, хотя я плотно прикрыла дверь на кухню. — Вы у меня попляшете!

Черт, сколько же он будет так орать! И перед соседями неудобно, могут не знаю что подумать. А вдруг они милицию вызовут?

Пока я сидела так на кухне, словно в осажденной крепости, Зуй продолжал неистовствовать и барабанить в дверь что есть мочи.

«Всегда одно и то же, всегда одно и то же, — сокрушалась я, прикладываясь к ликерчику, — хочешь как лучше, а получается… то, что получается».

Неожиданно истошные крики разом стихли. Вслед за внезапно наступившей тишиной раздался глухой звук, как будто с лестницы сбросили мешок. Потом я снова услышала крик, но на этот раз вздохнула с облегчением — за дверью стоял мой бывший муж Кирилл.

Я выбежала в коридор и, впустив в переднюю мужа, чуть не бросилась ему на шею. Кирилл, впрочем, был настроен отнюдь не дружелюбно.

— Эт-то что такое?! — прошипел он, отталкивая мои руки. — Ты что, совсем, что ли, с ума сошла? Кто к тебе ходит? Кто у тебя живет?

— Уже никто! — как можно убедительнее проговорила я. — Валя слезла по пожар… то есть я хотела сказать — она уже съехала.

— Дурдом какой-то! — продолжал возмущаться муж, проходя в комнату. — И этот человек воспитывает моих детей! Я что, плачу тебе за то, чтобы ты привечала у себя дома всякую шваль? Ах, какие мы сердобольные!

Пока муж возмущался, я быстро засунула в рот мятную жвачку, чтобы Кирилл не унюхал запаха спиртного — поди объясни ему, что я выпила всего ничего. Разве поймет? Разве пожалеет?

— Кирюша, а что ты сделал с этим типом? — спросила я у мужа.

— С лестницы спустил, разумеется, — ответил Кирилл, передернув плечами. — А что мне, по-твоему, оставалось делать?

— Нет-нет, все правильно, — заверила я его. — Я тебе очень благодарна. Это так по-рыцарски… Я уж просто и не знала, что делать…

— Надо знать, чего не надо делать! — пробурчал Кирилл. — И тогда все будет хорошо.

— А… а откуда ты узнал про мои проблемы? — осторожно поинтересовалась я.

— Ираида позвонила. Вот еще новый геморрой на мою… голову. Будет мне бывшая теща названивать и нотации читать. Я прошу тебя на будущее избавить меня от подобных ситуаций. Ты знаешь, я человек занятой и у меня хватает своих забот. Это в последний раз…

Я послушно кивала, изображая покорность. Кирилл уложился в десять минут со всеми своими претензиями и отбыл, сказав напоследок, что этот парень тут больше не появится — муж пригрозил ему милицией, и, как ему показалось, парень проникся.

Когда я осталась одна, всякое желание работать исчезло напрочь. Обиженный невниманием компьютер мигнул зеленым огоньком и потух, когда я выключила его из розетки. Ну что ж, дома тоже мне сейчас сидеть не хочется, с работой не клеится…

«Навещу-ка я бабушку!» — вдруг решила я. Евгения Михайловна — это как раз то, что мне сейчас нужно. Лучшее лекарство, право слово! И она обрадуется, и я немного поднаберусь у нее ума-разума. А может быть, и посоветует что-нибудь дельное!

Хоть я и психолог, но «починить» себя как-то не получается. Других — запросто, два-три сеанса, и клиент здоров, бодр и жизнерадостен. Впрочем, никакого парадокса тут нет — ведь и хирург не может сделать себе операцию, не говоря уже о зубном враче.

Каким бы ты ни был специалистом, возникают ситуации, когда нужна помощь другого человека. И Евгения Михайловна в данном случае была идеальным вариантом — ведь моя бабушка лучший целитель на свете — посмотрит, поговорит, и на душе сразу становится легче.

Однако все вышло с точностью «до наоборот». Началось с того, что в дверях бабушкиной квартиры я столкнулась с неизвестным мне человеком, который внимательно на меня посмотрел и вдруг, улыбнувшись, привлек к себе и чмокнул в щеку. Я потеряла дар речи от такой наглости, а он как ни в чем не бывало, помахал мне рукой:

— Увидимся!

А когда я вошла в квартиру, то совсем обомлела — бабушка сидела в кресле какая-то заторможенная, еле-еле языком ворочала. Я думала — инсульт, хотела «Скорую» вызывать, но Евгения Михайловна меня остановила. С трудом приподнявшись с кресла, она подошла к столику и налила себе в стакан воды. Пила она ее минут пять и двигалась словно в замедленной киносъемке.

— Бабуля! Да что с вами? — встревоженно спрашивала я ее. — Вам плохо?