Картер Браун - Том 17. Убийца среди нас. Непристойный негатив. Звездой помеченный любовник. Начни все сначала,Сэм

— А Джемисон что, даже не проверял? — усомнился я.

— Он и ему подобные никогда ничего не проверяют, — нетерпеливо махнул рукой Феррелл. — И уж вам ли, Холман, не знать об этом! У этих людей вечно не хватает времени на то, чтобы прочитать сценарий, не говоря уж о книге, по которой он написан! Специально для таких приходится составлять краткий пересказ сюжета страниц на пять. Их интересует не сам фильм, а те деньги, которые на нем можно заработать.

— Бездуховность и падение голливудских нравов в животрепещущих описаниях Тони Феррелла! — заметил я. — Но ведь когда-нибудь подлог все-таки будет обнаружен.

— Обязательно! — Он понимающе закивал и с умным видом еще налил себе водки. — Но к тому времени меня здесь уже не будет. Нету меня! Испарился! А в этой дыре я до сих пор торчу лишь потому, что Джемисон может заподозрить неладное, если я вдруг резко снимусь с места и исчезну из поля зрения раньше времени.

Я усмехнулся:

— Вы хотите сказать, что на самом деле все дерутся из-за какого-то старого безобидного порнофильма?

— Ага, и я многое бы отдал за то, чтобы увидеть их рожи в тот момент, когда они устроят наконец просмотр фильмокопии с этого негатива!

— Что ж, спасибо за рассказ, — поблагодарил я.

— Может быть, Холман, вы оставите мне бутылку? — замялся в смущении Феррелл.

— Конечно! — кивнул я. — Пейте на здоровье.

— Вы собираетесь рассказать Джемисону, что именно он получил в залог за свои десять тысяч долларов?

— На мой взгляд, — серьезно сказал я, — такая сволочь, как Джемисон, вполне заслуживает того, чтобы выяснить это самостоятельно.

— Завтра меня здесь уже не будет, — мечтательно проговорил Феррелл. — Вырою себе надежную нору, заберусь в нее и затаюсь! Только они меня и видели!

— Что ж, желаю вам удачи, — сказал я. — Ваше благородное отношение к памяти Айрис Меривейл достойно всяческого восхищения.

Я вернулся на стоянку и сел в машину. Дорога до лечебницы заняла около часа времени. Клиника находилась среди зеленеющих холмов, где всегда царит тишина, и крики страждущих приглушаются стенами, обитыми войлоком. Доктор Слейтер возглавляет небольшую, но ужасно дорогую лечебницу, где в коридорах не воняет хлоркой, а все медсестры одеты в очень симпатичные нежно-голубые халатики. Меня сразу провели к нему в кабинет, и, завидев гостя на пороге, он по привычке настороженно улыбнулся.

Слейтеру под сорок, у него густые черные волосы, большие глаза, взгляд которых всегда исполнен душевности и сострадания, словом, внешность человека, умудренного жизнью. Если бы он родился чуть пораньше, скажем, в начале века, то наверняка стал бы первым красавцем немого кино, и, увидев его на экране, женщины сходили бы с ума. Ходили слухи, что один раз в месяц, на выходные, он ударялся в загул, устраивая в своей служебной квартире настоящую оргию, длящуюся два дня, задействуя в данном мероприятии минимум трех самых симпатичных медсестер из своей клиники. Я был склонен верить слухам и неизменно чувствовал себя обделенным, потому что за все время он так ни разу и не пригласил меня составить ему компанию.

— Привет, Рик, — сказал он. — Как у тебя дела?

— В порядке, — ответил я. — А как дела у Линди Картер?

Он пожал плечами:

— Как раз сейчас она не в духе и ее одолевают угрызения совести. Пить она зареклась, клянется, что до конца жизни не возьмет в рот ни капли. Это состояние продлится еще дня два, а потом, наверное, ее снова придется связать на какое-то время.

— А проведать ее можно?

— Разумеется. — Тут его голос вдруг сделался вкрадчивым. — Но только потом снова зайди ко мне, ладно?

Одна из его прелестниц медсестер — это была высокая рыжеволосая красавица с длинными, стройными ногами и пышным бюстом — проводила меня в палату к Линди.

— Знаете, мистер Холман, это очень здорово, что мисс Картер попала сюда к нам, — сказала она, направляясь в самый конец длинного коридора. — Я большая поклонница ее таланта и в свое время пересмотрела все фильмы, в которых она снималась.

— А правда, что док Слейтер устраивает здесь раз в месяц вечеринки? — непринужденно, без предисловий поинтересовался я. — Если это так, то как бы и мне попасть в число приглашенных?

Ее голубые глаза метнули стремительный взгляд в мою сторону.

— Не знаю, что вы имеете в виду, мистер Холман, — сдержанно ответила она, — но думаю, что единственный человек, кто может помочь вам с приглашением, это сам доктор Слейтер.

— Вообще-то я всерьез подумываю о том, чтобы составить доктору здоровую конкуренцию и начать устраивать собственные вечеринки, — сказал я. — Но исключительно для двоих. Так кому мне послать приглашение?

— Вы производите впечатление сексуально озабоченного мужчины, мистер Холман, — тихо заметила рыжеволосая красавица.

— Прекрасная златовласка в халатике медсестры, вы сводите меня с ума! — признался я. — Так вы свободны завтра вечером?

— Моя смена заканчивается завтра утром, и у меня будет целых два свободных дня, — ответила она. — Так где вы устраиваете эту вашу вечеринку?

— У себя дома в Беверли-Хиллз, — сказал я.

— Я найду, где это, — согласилась она. — Так во сколько, часов в восемь?

— Это было бы просто замечательно! — согласился я.

— Подумать только, впервые в жизни меня зовет к себе в гости сексуальный маньяк, — вздохнула она. — Отказаться невозможно.

Наконец она остановилась перед одной из дверей и постучала. Из-за двери послышался голос Линди Картер.

— Вы можете войти, мистер Холман, — строго сказала златовласка, и ее интонации снова стали сугубо официальными.

— Спасибо, сестра, — вежливо поблагодарил я.

— Салли Морган, — поправила она. — Относительно завтрашнего вечера. Из еды я предпочитаю филейные отбивные с зеленым салатом, а из напитков — кампари с содовой.

— Учту, — пообещал я.

Она расплылась в мечтательной улыбке:

— И я просто обожаю трахаться!

Это была уютная палата, вся в ярком солнечном свете, струившимся с улицы сквозь зарешеченные окна. Линди Картер сидела в кровати, опираясь на ворох подложенных под спину подушек. Ее длинные светлые волосы, тщательно расчесанные, выгодно оттеняли искусно наложенный на лицо неброский дневной макияж. Ночная черная шелковая рубашка с кружевными оборками подчеркивала изящную линию глубокого выреза. Я закрыл за собой дверь и радостно улыбнулся. Она тоже нерешительно улыбнулась в ответ, но ее голубые глаза глядели настороженно.

— Привет, Рик, — сказала она. — Ну ты и сволочь!

— Иначе было нельзя, — объяснил я. — И как тебе здесь нравится?

— Весело безумно, — ответила она. — Масса ощущений, особенно когда на тебя натягивают смирительную рубашку и привязывают к кровати, а ты лежишь и орешь до изнеможения. Если ты хоть однажды не испытал этого на собственной шкуре, считай, что жизнь прожита зря!