Андрей Троицкий - Кукловод

– Ничего не предпринимайте, – сказал напоследок Акимов. – Сидите тихо, на улицу только по нужде. Применять оружие в двух случаях. Если на вас нападут. Или если увидите в небе зеленую ракету. Мой сигнал. Тогда мочите все, что движется.

Сказав последние слова, Акимов с сомнением взглянул на Каширина и добавил.

– Впрочем, к вам это не относится. Вы просто сидите тихо.

Бывший агроном, а ныне просто дед Степан, не ждал от жизни и от людей ничего хорошего. У старика не было ни детей, ни внуков. Стало быть, и уезжать из степи было некуда. Он, надеясь только на свои не богатырские силы, тихо доживал век в опустевшей деревне.

Когда на пороге появился Рогожкин, дед Степан замахал руками.

– Иди отсюда, – заорал старик на Рогожкина. – Я нищим не подаю. Спасу от вас, чертей, нет. Мы сами тут с голоду пухнем.

Агроном показал пальцем на серую кошку, неподвижно лежавшую на топчане. Старик, видимо, пух с голоду в компании этой самой кошки.

– Я не нищий, – сказал Рогожкин.

Старик повысил голос до высокого крика:

– Тогда кто же ты? Кто?

Вместо ответа Рогожкин сбросил с плеч рюкзак, выставил на стол бутылку водки, четыре банки тушенки, положил завернутую в газету краюху хлеба. Старик не обратил никакого внимания на автоматы, которые гости поставили в угол комнаты. Зато хорошо разглядел угощение, руками ощупав каждую банку. Он потеребил жидкую козлиную бороденку и быстро сменил гнев на милость. Добавил от себя плошку с солеными огурцами и несколько вареных картофелин.

– Ждете кого? – спросил дед.

– Ждем, – сказал Каширин. – Может, день-другой у вас поживем. Не возражаете?

– Живите. Вон матрас в углу.

Втроем сели к столу, перекусили. Старик не забыл о кошке, накрошил хлеба и плеснул воды в пустую консервную банку. Захмелевший после двух рюмок, он повалился на самодельный топчан, укрылся шубой из протертой до дыр мерлушки и мерно захрапел.

Рогожкину с Кашириным не осталось других развлечений, как разглядывать из окна белую от снега землю, повалившийся на бок забор и дом через улицу, пустой, не жилой. Каширин отказался допивать водку, и Рогожкин прикончил последнюю рюмку в одиночестве.

– Скоро здесь начнется такое, что станет жарко, – сказал и многозначительно икнул. – Мочиловка будет еще та. Вам когда-нибудь доводилось убивать людей?

– Нет, – покачал головой Каширин. – А тебе?

– Доводилось. Как-то я замочил одного придурка и сжег его в печи для мусора. Другого чувака еще живым закопал в могилу. У него были два пулевых ранения, а он все не подыхал. А у меня не было пули. А лопатой добить, рука бы не поднялась. Пришлось чувака… Того. Да.

– Чего, того?

– Говорю же, пришлось его живым хоронить. Когда я уходил из леса, земля на могиле еще шевелилась. Я стою и не знаю, что же делать. Мне казалось, он может выбраться оттуда, из-под земли. А вдруг? Могилка-то так себе, мелковатая. Ладно, хватит говорить всякие гадости.

Каширин надолго замолчал, переваривая услышанное. Он тяжело опустил голову и долго хмурился. Наконец, созрел вопрос:

– И как тебе это? Ну, убить человека?

Рогожкин сквозь зубы сплюнул на земляной пол.

– Ну, для меня это легче, чем убить собаку. Это запросто. Без проблем. Правда, после той истории с могилой, которая шевелилась, я не мог есть пару дней. Блевать хотелось. Ночами снилось всякое… Что он вылез и меня ищет.

Каширин, получив исчерпывающий ответ, передернул плечами, как в ознобе. От таких историй и вправду начинало знобить.

– Ты еще молодой. И вдруг такая жестокость. Значит, тебе это нравится, людей убивать?

Рогожкин, раздумывая над ответом, смотрел в белое окно.

– Не знаю. Не сказать, чтобы уж очень нравилось. Вообще-то, мне больше нравится врать.

Рогожкин заливисто расхохотался. Каширин почувствовал себя обманутым, последним дураком. Поверить в брехню о шевелящейся могиле мог только он. Каширину ничего не оставалось, как рассмеяться самому.

Первый перекупщик скота появился в поселке утром второго дня. «Нива», на которой он приехал остановилась возле правления. Низкорослый казах в коротком полушубке и русский мужик в ватнике и меховой шапке вылезли из машины. Русский водитель поднял крышку капота и стал копаться в моторе.

Казах отошел от «Нивы» на приличное расстояние, но тут вспомнил, что здесь ходить одному не безопасно, можно встретиться с одичавшими собаками. Стая таких псов может запросто наброситься на человека, растерзать его в мелкие кровавые ошметки, обглодать до костей. Короче, ужас. Такие случаи были, сколько хочешь. Без ружья лучше не шастать по улице. Перекупщик вернулся к машине.

С заднего сидения достал двуствольное ружье ИЖ-43 двадцатого калибра. Повесив ружье на плечо, дулом вниз прикладом кверху, перекупщик отправился в ближний дом, к старухе Игнатьевне, у которой остановились Акимов и Галим.

Бабка, которую Акимов подробно проинструктировал, что и как говорить, встретила гостя на пороге в сенях. Загородила собой дверной проем, не давая перекупщику войти в дом.

– У меня внук захворал, – жалобно пропела старуха. – Не могу пустить.

Казах был удивлен и очень недоволен. Он привык останавливаться здесь, у старухи. И обычно расплачивался за постой требухой от коровы, которую забивали в деревне. Акимов с пистолетом в полусогнутой руке стоял в комнате. Он прижался спиной к стене, готовый пустить перекупщику пулю в висок, если тот заупрямится, оттолкнет старуху и войдет в дом силой.

– Ничего страшного, – сказал казах. – Я тоже болею. Кашель открылся. Зараза к заразе не липнет.

– Не могу пустить, – упорствовала бабка. – Никак не могу.

– Почему? Я рассчитаюсь ливером. Коровью печень вырежу.

Но старуху трудно было сдвинуть с места. От Акимова она получила добрый бакшиш: десять больших банок говяжьих консервов, хлеб и, главное, деньги.

– Максим сильно болеет, – повторила Игнатьевна. – Кажется, ноги у него гнить начали. Весь пошел волдырями и язвами. Мажу его мочевиной. Прижигаю язвы спиртом. Не помогает. Того и гляди, в гнойниках червяки заведутся. Слышишь, какой запах?

Казах повел носом, но смрадных запахов, исходящих от смертельно больного внука, не учуял.

– У самой кожа зудеть начинает, – продолжила старуха. – Как бы на меня болезнь не перешла. Или перешла уже? От этой хвори нее лекарства нет.

Казах брезгливо поморщился, отступил на шаг от старухи и сплюнул на ступеньки.

– Тьфу, зараза, так бы сразу и сказала.

Он повернулся и зашагал вдоль улицы искать дом, хозяин которого еще не сгнил заживо. Два другие дома, бывших на примете перекупщика, оказались на запоре. Пришлось отправляться по следующему адресу.

В это самое время Игнатьевна вернулась в дом. Акимов и Галим сели к столу, готовые из вежливости выслушать рассказ бабки. Водитель перекупщика, закончив копаться в моторе, до костей промерз на ветру. В полной уверенности, что его хозяин уже обосновался в доме старухи, он перемахнул низкий забор. Прямиком, не через калитку добежал до крыльца. Миновав сени, рванул на себя дверь комнаты, переступил порог.