Андрей Троицкий - Кукловод

– Ох, лала, лаба-ду-ду-ду, – надрывался приемник. – Не злись, фарцовщик, не тусуйся, мы все балдеем от тебя. Лаба-баба-дуду…

Рогожкин бросился на колени, ухватился за руку Акимова, отведенную назад для нового удара.

– Хватит, убьешь его.

– И хрен с ним, пусть сдохнет.

Акимов попытался вырвать левую руку, но Рогожкин, повис не ней. Навалился на всем телом на плечо Акимова, стараясь оторвать его от старика. Акимов развернулся, и что есть силы, ударил Рогожкина правым локтем в незащищенную грудь. Рогожкин вскрикнул от боли, отлетел в сторону, распластался на полу. На секунду неяркий свет керосиновой лампы разошелся крестом и померк в его глазах.

Зарычав по-звериному, Акимов навернул инвалида по шее, по ушам. Ухватил старика за острый кадык, сжал пальцы.

– Моя фамилия Акимов. Слышал обо мне?

Старик закашлялся. Акимов немного ослабил хватку, пустил ему кислород. Инвалид плевался кровью, кашлял.

– Узнаешь меня, тварь?

– Говорили, что ты умер, – прошипел старик. – Будто схоронили тебя.

– Я-то жив. А вот ты скоро сдохнешь. Теперь говори, ну.

Акимов врезал старику по морде. Инвалид застонал. Рогожкин сел на полу, завращал глазами, подскочил и бросился на спину Акимова. Сбил его со старика, вцепился в волосы. Акимов с Рогожкиным покатились по полу. Схватка была жестокой и безмолвной. Акимов приподнялся, стараясь перебросить противника через себя, Рогожкин сжимал руку в локте, выполняя удушающий захват.

Старик недвижимо лежал на полу, хватая воздух широко раскрытым ртом.

– Если вы сомневаетесь в своем половом здоровье, – объявил приемник твердым женским голосом. – Если есть хотя бы тень сомнения, обратитесь в кожно-венерологический диспансер по месту жительства. Там вам помогут разобраться и обрести…

Отчаянным усилием Акимову удалось подняться на карачки, закинуть руки за спину, вцепиться в загривок Рогожкина. И рывком перебросить противника через себя. В полете Рогожкин задел ногой стол, опрокинул его. Зазвенела разбитая посуда, разлетелись вилки. Рогожкин шлепнулся спиной на пол. Упал тяжело, как мешок с картошкой, сброшенный с третьего этажа. Акимов с силой ударил Рогожкина по лицу. Из глаз Рогожкина брызнули яркие разноцветные искры. А дальше темнота.

Как разъяренный зверь, Акимов снова кинулся на оживающего старика. Одной коленкой надавил на грудь инвалида чуть не до костяного треска в ребрах. Другой коленкой уперся в живот. Пятерней вцепился в глотку безногого. Акимов разжал губы:

– Сейчас, дядя Ваня, потерпи. Из тебя все говно вылезет. Из ушей и задницы. Ну, говори, паскуда…

Акимов подпрыгнул. Изо рта старика тонкой струйкой пошла кровь.

– Сейчас Назар должен придти, – вместе с кровью выдавил из себя дядя Ваня. – Убери с подоконника лампу. Потуши… Уговор такой промеж нас. Если гости нагрянут, я ставлю лампу на подоконник.

– Что ты сказал, повтори, – заорал Акимов.

– Сейчас Назар придет. Погаси лампу.

– Где он?

– Назар мне не докладывает, куда ходит.

– Если врешь…

– Не вру, пусти, – дядя Ваня закашлялся. – Христа ради пусти.

Акимов слез со старика, вытер испачканные кровью руки о его рубаху. Поднявшись, подошел к окну, притушил лампу. В темную комнату влился млечный свет молодой луны. Акимов сел на пол рядом со стариком.

– Вот и подошла к концу наша развлекательная программа, – сказал радиоприемник. – Надеюсь, люди всех поколений, люди разных возрастов весело и с пользой провели время.

Откликаясь на голос диктора, старик тяжело застонал. Зачмокал разбитыми губами, словно подтверждая: время, действительно, провели весело и, главное, с пользой. Акимов вырубил инвалида прицельным ударом в челюсть.

Рогожкин пришел в себя от тупой непреходящей боли в затылке. Он лежал лицом кверху, чувствуя спиной неровности дощатого пола. Пустыми черными глазами в окно пялилась лунная ночь. Кажется, несколько минут назад в этой комнате Акимов тяжелыми кулаками убивал инвалида дядю Ваню.

Рогожкин сел, осмотрелся, разглядев на полу фигуру неподвижную старика. Судя по храпу, вырывавшемуся из груди, дядя Ваня жив и в ближайшее время отдавать концы не собирается. Чья-то заботливая рука положила под голову инвалида подушку, накрыла одеялом.

– Очухался?

Тихий, едва слышный голос Акимова доносился откуда-то из-за спины. Рогожкин повернул голову на этот голос. Разглядел, что Акимов сидит на корточках в темном, ближнем к двери углу.

– Как видишь, очухался, – Рогожкин плюнул на пол. – Ну, ты и сволочь.

– Извини. Сам нарвался.

– Как вообще тебя понимать? Я для тебя задницу надрываю, а ты…

– Потом объясню. Уйди в тень.

– В какую, мать твою, тень? Куда уйти?

Рогожкин хотел подняться, пересесть на стул. Но Акимов цыкнул, замахал рукой.

– Не вставай, – прошептал Акимов. – Отползи куда-нибудь от окна. Чтобы с улицы тебя не увидели. Сейчас здесь будет Назаров. Сейчас начнется…

Рогожкин напрягся. Он явственно услышал, как скрипнули ржавые петли на воротах. Услышал шаги тяжелых башмаков. Хлопнула дверь в сенях. Скрипнули половицы. Звякнуло какая-то железяка. То ли ведро, то ли корыто.

Гецман сидел в финской бане, осторожно вдыхал горячий сухой воздух и любовался на обнаженные прелести своей подружки, сидящей на противоположной скамейке. Танька ничего из себя, в его вкусе. Не толста, но и не костлява до неприличия. Есть за что подержаться.

– Пошли в бассейн, – пристала Танька.

Гецман отказался, и женщина убежала плавать одна.

Хотя Гецман был весьма обеспеченным и не жадным до денег мужчиной, красивые женщины в очередь к его постели не встраивались. Так уж случилось, под такой звездой он родился, что на красивых баб не слишком везло. И если сам Гецман мог заторчать от какой-нибудь знакомой манекенщицы, то эта самая манекенщица на него никогда не западала. Это уж рубль за сто. Ирония судьбы.

И еще его вечная занятость, обремененность всякими проблемами, как следствие, отсутствие свободного времени. С проститутками Гецман не имел дело из принципа. Приходилось довольствоваться теми женщинами, которые не отнимали много времени, и в буквальном смысле находились под рукой. Список получался коротким, как летние штанишки пионера.

Юная секретарша, безотказная давняя подруга Тенечка… Ну, кто еще? Можно вспомнить парочку замужних дам, связи с которыми были не регулярными и надолго прерывались, когда мужья, возвратившись из командировок, безвылазно торчали в Москве. Корочке, Танька в этом списке основная, ключевая фигура. Сексом она занимается вдохновенно, с чувством. Так, что у покойника встанет.

Через пять минут чистенька и блестящая, как обсосанный леденец, Танька снова нырнула в сауну. Видно, и коньячка успела лизнуть. Так раздухарилась, так разошлась. Ухватила Гецмана за руку, потащила в бассейн. Таньке захотелось иметь секс прямо в воде. Гецман отказался. Но Танька не отставала. Дурачилась, что есть сил, тянула за собой, скользя босыми пятками по полу.