Анатолий Афанасьев - Ярость жертвы

— Сегодня третий день, как нету, — пожаловалась мать. — Ты бы, сынок, подъехал к нему поглядел, чего он там чинит.

— Мама, о чем ты думаешь?!

— Чего там думать, кобель известный твой папочка. Ты-то весь в него уродился!

Повесив трубку, я задумался, покачивая в руке золотой портсигар. Мысли были скверные, смутные. «Кто они такие, — думал я, — эти новые победители, пустившие старую жизнь под откос и взамен навязавшие нам, смирным обывателям, какой-то отвратительный суррогат? Как устроены? Чему учат своих чистеньких, холеных детишек? Сознают ли хоть отдаленно, что натворили?»

Из желчного тумана меня вывел телефонный звонок. Голос в трубке женский, низкий, почти шепот, и я его сразу узнал. В голосе иногда больше индивидуальности, чем в походке. Это был как раз тот случай.

— Катя, ты?

— А это вы, Саша?

— Откуда ты узнала мой телефон?

— Он же записан на аппарате. Я списала, когда уходила. Не надо было?

— Как добралась тогда?

— Хорошо. Было уже утро. Я сразу поехала на работу.

— А сейчас ты где?

— Дома.

Я взглянул на часы — начало восьмого.

— Слушай, Кать, давай поужинаем вместе?

— Я хотела поблагодарить, вы…

— Сколько тебе надо, чтобы добраться до Центра?

— Ну, минут двадцать.

— Вот, а сейчас половина восьмого. Значит, через сорок минут встречаемся. Знаешь, где Дом архитекторов?

— Да. Но туда же пускают по удостоверениям.

— У меня оно есть… Договорились?

— Хорошо, я приеду.

Только положив трубку, я удивился. Куда это я разогнался и зачем? И что за дурная энергия во мне пробудилась, точно век воли не видал! Объяснение было самое примитивное: мне страшно захотелось увидеть эту девушку с быстрой речью, с худенькими плечами, с высокой грудью, с наивно-порочным взглядом. Оказывается, за всю эту сверхнапряженную неделю я ни на секунду о ней не забывал. Зацепила чем-то, а этого давно со мной не случалось. Двусмысленность нашего знакомства меня мало смущала. Я же не собирался вести ее под венец. Вызревал в меру пикантный любовный эпизодик, не более того.

На звонок в мастерскую ответил Коля Петров. Тон у него был такой, словно для того, чтобы подойти к телефону, ему пришлось вылезать из петли.

— Ты когда приедешь? — спросил он глухо.

— А что такое?

— Ничего такого, но или ты сейчас приедешь, или…

Тут трубку у него забрал Зураб:

— Саша, ты где?

— Что у вас там произошло?

— Ничего не произошло. Понимаешь, дружище, ты плохо объяснил Петрову, зачем его пригласил. Он решил, что мы собираемся строить большой девятиэтажный коровник.

После недолгой возни в трубке снова возник голос Петрова:

— Саша, приезжай немедленно, иначе я за себя не ручаюсь.

— Коля, прошу вас, не ссорьтесь. Отправляйтесь по домам, вам надо выспаться. Да и мне тоже.

Опять Зураб:

— Понимаешь, дружище, ему где-то в пивной сказали, что самый прочный материал для коровника — дубовый брус. Его надо лечить.

Я молча повесил трубку и вытащил шнур из розетки.

На свидание немного принарядился: шоколадного цвета брючата, модная светлая рубашка, замшевая куртка. Глядя на себя в зеркало, понял, что сходить в парикмахерскую следовало месяца полтора назад. Копешки волос на висках напоминали неприбранное по осени поле. То, что надо, если девочка что-то смыслит в мужчинах. Одинокий плейбой н& излете сексуальной карьеры.

Через Москву, начиная с Гагаринской площади, продвигался по шажку в час, как сквозь предбанник адовой печи, но поспел в срок. Только припарковался и подошел к парадному крыльцу, увидел Катю, спешащую от площади Восстания. Длинное, до щиколоток, платье в пестрых цветах крутилось, развевалось на ней, как у манекенщицы на подиуме: она не шла, а стремительно парила над тротуаром. Приблизилась — личико умытое, светлое, радостное, почти без косметики.

— Здравствуйте, я не опоздала?

— Ты очень красивая девушка, — задумчиво сказал я. — Ночью-то я не разглядел.

Вспыхнула, но не смутилась:

— Комплиментик, да?

— Мы не гусары, комплиментикам не обучены. Что видим, то говорим. Ты похожа на Стефанию Сан-дрелли, когда та еще была молодая.

— А вы, Саша, похожи на очень коварного человека.

— С чего ты взяла?

— Вы все так говорите, чтобы поразить воображение. Чтобы растревожить.

— Бог с тобой, Катя! Чем это я могу поразить воображение такой девушки, как ты?

— Добротой, — сказала она.

Я повел Катю вниз, в ресторан, слегка придерживая за гибкую талию. От прикосновений к ней меня било током. Вообще происходила какая-то чертовщина, я чувствовал, что влипаю во что-то ненужное, давно пережитое. Похоже, не я ей опасен, а она, ночная путешественница, ловко ловит меня на крючок и уже невзначай зацепила за губу. Ее серьезный, низкий голос, минуя смысл слов, завораживал меня, и я катастрофически, мгновенно поглупел. В зал вошел уже игривым юношей с веселой дурнинкой в башке. «Чего там, — думал сосредоточенно, — сейчас напою, отвезу к себе, потрахаемся от души, а там разберемся, кто добрый, кто злой!»

Уселись за свободный столик у стены, вдали от людей, и тут же подковылял Мюрат Шалвович, метрдотель, злачная душа этого дома. Подсел на минутку покалякать — особый знак внимания к постоянным клиентам.

Мюрат Шалвович ждал, когда я представлю его даме, поэтому не смотрел в ее сторону, потом все же посмотрел — и долго не мог оторваться. Щелкнул в воздухе пальцами, и мгновенно подлетевший незнакомый официант поставил на стол вазочку с тремя пунцовыми розами. Мюрат Шалвович заметил церемонно:

— Именно вам к лицу божественный оттенок догорающего заката, дорогая сеньорита.

— Как приятно в этом очумевшем городе услышать интеллигентную речь.

Мюрат Шалвович, кряхтя, поднялся:

— Приятного аппетита. Поздравляю вас, Саша!

— Угу, — сказал я.

Когда он отошел, я углубился в меню, хотя знал его наизусть. Оно никогда не менялось.

— Саша, вы чем-то недовольны? Я что-нибудь не так делаю? — Ее глаза сияли призрачным каминным огнем.

— У тебя нет ощущения, что мы уже бывали здесь?

— Вы-то бывали, я уж вижу. Но я здесь впервые. Мне очень нравится. Все так по-домашнему.

Я почувствовал, что следует поскорее выпить. На ужин заказал телячьи отбивные, салат и рыбное ассорти. Катя начала читать меню и ужаснулась:

— Саша, тут же совершенно дикие цены!

— А где теперь не дикие?

— Но не до такой же степени. Смотрите, обыкновенный бульон — восемь тысяч. Ой! Кофе — пять тысяч! Да что же это такое?! Кто же сюда ходит? Одни миллионеры? Да мне кусок в горло не полезет.

— Полезет. Плачу-то я.

Убийственный аргумент подействовал слабо, и еще долго косилась она на нарядный, в глянцевой обложке прейскурант, пока я не переложил его на соседний столик. Официант подал графинчик коньяку и бутылку «Саперави». От шампанского Катя отказалась. Я никак не мог понять, придуривается она или действительно с деревенской непосредственностью переживает за мой кошелек.