Жорж Клотц - Доллары за убийство Долли [Сборник]

Боральский присел на ручку кресла с выпирающими пружинами и щелчком сбил шляпу на затылок.

— Прочтите хоть, сможете тогда сказать, что читали то, что выбросили в корзину.

Корбетт, приподнявшись в кресле, сделал ложное движение корпусом вправо — старый трюк, приносивший ему так много удач в боях. Он никак не мог от него избавиться.

— Ах ты паршивый поляк, — завопил он, — у меня всего три часа, чтобы отправить верстку в типографию! Чтоб я терял время, читая твои свинячьи рассуждения на восьми страницах — и это о деле, для которого и одной за глаза.

Боральский встал, собрал листки и запихал их в карман своей ковбойки.

— О’кей, — сказал он, — нечего так сволочиться. Тисните еще раз фотографию укокошенной девчонки, напустите слез на десять строк, добавьте, что полиция по-прежнему ищет бандитов, — и завтра у вас будет пятьсот новых подписчиков.

Корбетт откинулся в кресле, так что лысина его уткнулась в черную грудь Джо Луиса, чья фотография была пришпилена на стене позади него.

— Даю тебе пять минут. Рассказывай, что ты смог выдоить из этой истории. А там поглядим.

Боральский, рухнув в продавленное кресло, положил ноги на редакторский стол и облизнул губы.

— Хоть я на сто процентов не уверен, — начал он, — и хоть отцовское горе вызывает у меня глубочайшее сочувствие, а все же вряд ли сегодня найдется жюри присяжных, которое послало бы Крэнсона на электрический стул, если, конечно, его схватят.

Корбетт навострил уши.

— Ты что, подсмотрел его гороскоп?

Боральский покачал головой:

— Да нет. Я просто навел справки у знающих людей. Его осудили поспешно и сделали не все, что полагается. Само преступление доказывает, что у него не все дома и мозги величиной с ядрышко ореха. «Нью-Йорк Таймс» опубликовала интервью с одним из надзирателей Доуфен-мора: Крэнсон так и не понял, что с ним делают, оживлялся только тогда, когда приносили пожрать, а на стул сел так, как я сяду в кресло кинотеатра. Ясно, что ему место в психушке, а не на электрическом стуле. И вот за этим парнем гоняется полиция всего штата, имея разрешение стрелять, как только его брюхо окажется на мушке. И еще одно…

— Что?

Боральский набрал в грудь воздуха:

— Он родом из Швеции. Если бы он был американцем, его судили бы иначе.

Глаза Корбетта блеснули.

— Это в тебе польская кровь взыграла, а?

Боральский знал, что именно сейчас надо выложить все козыри.

— Сегодня я встретил у Бонго одного из присяжных. После третьей рюмки он мне вывернул свое нутро. Он уверен, что приговор будет отменен.

Боральский, нашарив бычок в кармане потрепанной куртки, закурил.

— …Вот на это и нужно делать ставку. Надо опередить всех, объявив, что в этом деле три жертвы: Долли, ее хахаль и Свен Крэнсон. Даю голову на отсечение, что через два дня об этом завопят все газеты.

Корбетт, заворчав, провел легкий хук левой и блокировал воображаемый ответ справа. Глаза его были сощурены.

— Ну ладно, — сказал он, — тогда надо признать, что совершенно иначе выглядит роль Бэнсфилда. Если Крэнсон — полоумный бедняга, которого едва не зажарили по ошибке, то Бэнсфилд становится героем. Что-то вроде Робин Гуда.

Боральский энергично кивнул:

— Не надо забывать, что он уложил охранника во время бегства из тюрьмы и прикончил одного из добровольцев в лесу. Но что-то такое в этом есть, и в эту точку надо бить: таинственный мститель, который вырывает обиженного богом из когтей суда неправедного. Я уже вижу заголовок на целую страницу: «Бэнсфилд — это Зорро в деле Крэнсона?»

Корбетт фыркнул. Лысина его побагровела — верный знак того, что у него возник интерес.

— Не так резко, сынок. Что ты узнал об этом парне?

— Ничего, — сказал Боральский. — В Соединенных Штатах 17 842 Бэнсфилда, числящихся в полицейских картотеках, — один другого лучше. Документы, которые он представил, чтобы получить должность надзирателя, оказались фальшивыми. В тюрьме методом исключения удалось обнаружить три очень плохих отпечатка пальца; их проверили, и выяснилось, что он никогда не имел дела с полицией. Для нас это замечательно — мы можем рассказывать о нем все, что угодно. Можем сделать из него идеалиста или супермена — словом, все, что хотим. А в конце я напущу тумана и пообещаю, что в следующих номерах дам исчерпывающие разъяснения.

Корбетт наклонился вперед:

— А будут они у тебя?

— Черт возьми, откуда мне знать, — сказал Боральский, — может быть, и да. Нас это все равно ни к чему не обязывает, и мы можем слегка порезвиться. Может, я сумею ухватиться за какую-нибудь соломинку.

— Хм, — сказал Корбетт, — знаю я, за какие соломинки ты ухватываешься у Бинго.

Некоторое время он скреб свой нос, не отвечая на телефонные звонки, затем вдруг смахнул все бумаги со стола.

— Ладно, — сказал он, — запустим твою штуковину. Завтра возьмешь с собой Смоки — пусть сделает новые снимки, неважно какие: дом Элфида или Доуфенмор с птичьего полета.

Боральский улыбнулся:

— Так я иду в кассу, патрон, а завтра вы получите продолжение. Вот увидите, мы будем первыми, кто взглянет на эту историю с другой стороны. Остальные сделают то же, голову на отсечение.

— Полегче, полегче, — осадил его Корбетт, — очень уж не зарывайся.

— Я всегда зарывался, — сказал Боральский. — Первая собака, которую я задавил, оказалась любимой сучкой сенаторской дочери. Дочка жила в Сен-Луисе, а собачонку я укокошил в Далласе — девица там забавлялась с одним парнем, слегка почистившим кассу Флойт-банка. Две тысячи мне заплатили, чтобы я придержал при себе статейку на десять строк.

— Ладно, поляк, — проворчал Корбетт, — я знаю, что ты парень не промах. Смотри, чтобы здесь не промахнуться, потому что я не хочу, чтобы папаша Элфид наточил на нас зуб. Я бы предпочел боксировать сорок пять раундов против Фрэзера, чем заиметь такого врага, как Элфид.

Боральский, встав, вынул смятую статью из кармана.

— До скорого, патрон, завтра приду в одиннадцать и захвачу Смоки. Обязательно будет что-то новенькое.

— Без этого можешь не заявляться, — сказал Корбетт.

Он смотрел, как закрывается дверь. Этот Боральский!

Без царя в голове, но нет второго такого пройдохи, а уж о бейсболе лучше его никто не пишет. Жаль, что за один вечер пропивает то, что заработал в три месяца. Бывали дни, когда он не мог заплатить даже за яйцо без соли в самой захудалой пивнушке Уорлока, улицы бродяг.

Встряхнувшись, Корбетт быстро просмотрел статью Бо-ральского. Написано лихо, у парня был хороший сильный удар, и бил он метко. Нажал на кнопку внутреннего.

— Переделываем номер… да… целиком. Все страницы о деле Крэнсона. Давайте пошевеливайтесь.

Отпустив кнопку, он встал в стойку, полусогнув свои кривые ноги, и дал серию из трех прямых по своей прыгающей тени. Затем посмотрел на фотографию Уолкотта, боксирующего в Мэдисон Сквэр Гарден.