Юрий Комарницкий - Нина «Золотоножка»

К тому времени у него уже была возможность самому пистолет не носить, а нанимать для этого определенных людей.

Страны бывшего Союза таили в себе несметные богатства и были ему хорошо знакомы. В пивных Череповца он впервые научился ломать “клиенту” кастетом челюсть, применять нож и старый добрый тэтэшник.

Три года за решеткой в Таганке принесли дополнительные навыки в знании славянской психологии и умение выживать, довольствуясь куском хлеба. Но это было в прошлом. Теперь же Петр сидел за хорошо сервированным столом в одном из ресторанов Винницы и ожидал своих ребят.

Когда Петр увидел, что к столику подходят только двое, в чуть раскосых глазах вспыхнул недобрый блеск.

— Где девушка?!. Я уже две недели сижу в этой паршивой дыре и плачу вам баксы!

Круглолицый качек с перебитым носом надтреснуто выдавил:

— Г-хрл-гадом буду, шеф, козлы помешали. В последний момент впряглись.

Второй оказался более разговорчивым:

— Молчи, Скелет, я скажу. Шеф, она начала кричать, собралась куча народа. Место людное, могли упасть на хвост менты.

Петр почесал костяшками правой руки колючий подбородок. Ужасно захотелось, чтоб на пальцах оказался кастет.

— Где ваш дух?! Я вам приволок классные стволы. Пару выстрелов, и бычье разбежится.

— Вряд ли, это были летуны, офицеры.

Румын положил локти на стол. Губы поползли в хищной улыбке, обнажая ряд жемчужных зубов.

— Летуны — не менты, они без пистолетов. Скелет солгал.

— Клянусь, шеф, при них были стволы.

— Ладно, — окончательно успокоился румын. — Бабок больше не получите. До субботы не будет информации — пойдете к фене в базарный рекет.

Отсутствие комфорта, вынужденное безделье начинали раздражать. Неожиданно появилось ощущение, что за ним следят. Петр из немалого опыта знал: навязчивые мысли иногда по странной закономерности воплощаются в реальность. Маленький украинский городишко по этой самой закономерности вдруг мог превратиться в мышеловку. Необходимо было как-то встряхнуться, вывести себя из подобного состояния.

Нанятое им быдло, как про себя называл румын подручных, жадно опустошало тарелки, наполненные красочной, тем не менее, сомнительного качества жратвой.

После нескольких рюмок “Немировской” Скелет внес предложение:

— Шеф, может вам подогнать телку или сразу две? У нас это теперь делается без проблем. Набираю по мобильному 054 — и готово.

Ему действительно было грустно. Две недели в Украине он лишен женского общества. Вспоминались бордели Гонконга, где буквально месяц тому назад он отдыхал. Азиаток Петр не любил, выбирал всегда голубоглазых, белокожих девушек из Европы. Ее звали Кшися и она была из Гданьска. Проститутка разожгла его до такой степени, что он перестал предохраняться. Он снял ее на два дня и почти все это время, восхищаясь великолепно развитыми бедрами, занимался оральным сексом. После сорока восьми часов непрерывного секса, искусанная, растертая плоть затребовала медицинского вмешательства. Теперь все прошло, почему бы не пригласить в номер хорошую девочку?

Петр рассеяно посмотрел на Скелета, затушил до половины выкуренную сигарету и

сказал:

— Завтра делаем разгрузочный день. Закажите парочку белокожих девушек, оденьте приличные костюмы и в 22.00 — за этот же столик.

Его слова у подручных вызвали смех. Двойной подбородок Скелета запрыгал в кисельном танце и опять вызвал желание что есть силы врезать по нему чем то тяжелым.

— Ги-ги, шеф, вы сказали белокожую девушку. У нас в Виннице негритянки не снимаются.

Второй, по кличке Лох, перестал смеяться, огрел Скелета локтем.

— Заткнись, баран!.. Шеф! У нас в городе негров до фига. Если захотите, найдем негритянку.

— Я же сказал, белокожую. Приведете черную или желтую, — оттрахаю вас.

Его слова произвели впечатление. Они мельком взглянули друг на друга и мгновенно замолчали.

Работа над полотном, которое он назвал “Природа бытия”, двигалась медленно. Подбор композиции в отображении производства, связанного по специфике с отталкивающим для человека явлением — смертью, оказался исключительно сложным. По замыслу картина должна была в себе совместить элементы абстрактного отображения жизни и смерти, где логика и вдумчивое рассмотрение приводят к правильному пониманию. Таким методом пользовался великий Пикассо в написании знаменитой “Герники”. Франц понимал, что в глазах “зеленых” [14] общее название групп, течений, неправительственных и политических организаций, занимающихся борьбой с разрушением окружающей среды своей работой он обретет врагов, тем не менее без колебания воплощал замысел в жизнь.

С Наташей они встречались только ночью. Работа требовала полной отдачи сил. Целыми днями Франц пропадал на производстве.

Три раза в неделю он совершал поездки в районные центры области. Проблема СПИДа на Украине превратилась для него в проблему даже более важную, чем написание картины.

Несмотря на убеждение молодежи, что поколение отцов произросло в условиях жестокости, большинство руководителей, оказывающих помощь ВИЧ-инфицированным, выходили именно из прошлого. То самое окаянное прошлое опять и опять протягивало руку помощи беспардонному беспечному будущему. Лицо будущего было неприглядным.

Молодая женщина, руководитель фирмы, смотрела на Франца холодными, пустыми глазами, и от ее слов ему по-настоящему становилось холодно.

— Лечить ребенка бесполезно. Не проще ли в последние дни окружить его любовью?

Как могла сказать такое женщина, мать, жена? Даже инквизиция считала своим долгом помогать обездоленным, активно занималась благотворительностью. Каким же должно быть “сердце” у этой изящной, любящей блеснуть “умом” молодой женщины?

Хозяин ломбарда, отец семейства на просьбу помочь ВИЧ-инфицированным детям, зараженным бытовым путем, безапелляционно заявляет: “Зачем их лечить, таких нужно уничтожать”.

Директор одного из городских рынков, владелец продуктовых супермаркетов, “убитый” болезнью родного человека, тем не менее заявляет: “Какая может быть благотворительность в этой разоренной стране?!”

“Странные люди, — думал Франц, — для всесильного властелина — времени — второго хозяина на земле после Бога, годы человеческой жизни — песчинка в безбрежности Космоса. Пройдет мгновение и вот ты уже на смертном одре. И тогда каждый из тех несчастных, которые уходя из этой жизни, взывали к тебе о помощи, явятся, чтобы с немым укором или с улыбкой посмотреть в твои глаза. Что ощутишь ты в тот момент, что ответишь на вопрос: почему был равнодушным?.. Подумай”.

Поезд Москва—Акмола отправлялся с казахского вокзала. Приобретенное Василием оружие вынуждало к путешествию по железке.