Лев Златкин - Место полного исчезновения: Эндекит

Их появление вызвало настоящий шок не только у дежурного, который, к его чести, плохо относился к майору и подчинялся ему лишь непосредственно по службе, но и у двух охранников, которые меньше всего ожидали увидеть рядом с начальником колонии строгого режима Алену, оставленную ими вместе с майором в комнате. Вернувшись, они нашли комнату запертой на ключ и подумали, что майор уговорил девушку стать его любовницей, и ждали своей очереди, как это у них не раз уже бывало.

— Эти двое были в сговоре с майором! — указала на них Алена.

Дарзиньш кивнул автоматчикам, двое из них подошли к охранникам и защелкнули на их руках наручники.

— А где Вася? — спросил у дежурного Дарзиньш.

— Пока не появлялся! — ответил дежурный с ехидной улыбкой.

Но после его слоя, словно чертик из табакерки, в административный корпус ворвался Вася с такой блаженной и счастливой физиономией, что всем все стало ясно.

— Простите, товарищ полковник, опоздал! — широко улыбнулся Вася.

— На трое суток? — спросил Дарзиньш.

— Есть, «на трое суток»! — ответил, нахмурясь, Вася, расслышав вместо вопросительной формы утвердительный знак в конце.

Все присутствующие, включая охранников, так расхохотались, что Вася впервые в жизни растерялся.

— Пошли исправлять свои ошибки! — хлопнул его по плечу Дарзиньш. — Если наши ошибки не повлекут за собой кровь. А пока что отведи вместе с охраной автоматчиков моего заместителя и вот этих молодцов в БУР, а оттуда вызволи Васильева.

— Васильев в БУРе? — искренне удивился Вася. — А где ваш заместитель?

Алена достала ключ и пошла к комнате, где они так славно вчера «работали» с Игорем Васильевым.

Открыв дверь комнаты, они застали майора дергающимся на полу, в тщетной попытке освободиться или хотя бы вытолкнуть изо рта умело сделанный кляп, потому что у майора был насморк, и он попросту задыхался.

Вася развязал его, вынул кляп изо рта и, как маленького, за шкирку поднял на ноги.

Голый майор выглядел так жалко, что Алена не выдержала и сказала:

— И вот такое сокровище он мне предлагал в пользование!

Хохот, грянувший в комнате, уничтожил майора морально. Он стал еще более жалким и ничтожным, хотя, казалось, больше уже некуда.

Он торопливо оделся, после чего Вася надел на него наручники и отвел вместе с двумя охранниками в БУР.

Дарзиньш лично напечатал распоряжение — и подписал его, испытывая не только удовлетворение, но и сладкое чувство свободы, хотя, казалось бы, чего уж «хозяину»-то желать свободы в исправительно-трудовом учреждении строгого режима, вверенном ему под личную ответственность.

Обратно Вася вернулся со счастливым Игорем Васильевым, который выглядел человеком, неожиданно спасшимся от неминуемой смерти, впрочем, так оно и было, умри ночью Дарзиньш, временно вся власть в зоне перешла бы в руки его заместителя, а уж он-то пощады Игорю не дал бы наверняка. Даже не стал бы ждать, когда тот загнется на каторжной работе в каменном карьере или на лесоповале, его просто «случайно» зарезали бы в БУРе во время очередной разборки, и все тут.

— Что у тебя произошло с моим заместителем? — поинтересовался Дарзиньш.

Алена поспешила вмешаться, ей вовсе не улыбалось, чтобы радостный Игорь бесхитростно все сразу же выложил на людях.

— Я вам после расскажу, Виктор Алдисович! — сказала она поспешно.

Дарзиньш взглянул на нее и все понял сам.

«Что ни делается, делается к лучшему!» — подумал он.

Васе тоже было что рассказать шефу, тем более что необходимо было срочно реабилитировать себя в его глазах.

Всем известно, что «любовь — не картошка, не выкинешь в окошко». А Вася впервые в жизни ощутил, что такое любовь и с чем ее едят. И ему нужно было срочно вернуть благорасположение Дарзиньша, чтобы он разрешил ему заполучить свою толстушку на весь срок жизни или хотя бы на срок, определенный ей судом.

— Товарищ полковник! — обратился он официально к Дарзиньшу. — Вся дежурная смена надзирателей в БУРе — ставленники вашего заместителя.

— Освободят его, думаешь? — усмехнулся Дарзиньш. — Пусть! А мы наглухо перекроем ход в БУР, пусть штурмуют. Скоро подойдут бронетранспортеры с экипированными солдатами. Вот тогда мы и покажем «кузькину мать» всем заговорщикам.

Поскольку присутствующие относились к сторонникам Дарзиньша, то это сообщение их обрадовало, потому что соотношение сил среди охраны и надзирателей зоны примерно было равным: половина была за заместителя Дарзиньша.

Та же самая мысль — «что ни делается, делается к лучшему», — мелькнула и в голове Вазгена, когда ему доложили, что Игоря Васильева посадили в БУР.

— Лучшего и придумать нельзя! — обрадовался он. — Теперь твоя задача — «замазать» Студента. «Повязанный» кровью, он будет с нами до конца жизни, — заказал он «шестерке», принесшему благую весть.

— Но как? — засомневался тот.

— Элементарно, Ватсон! — ухмыльнулся Вазген. — Даешь ему в руки пистолет, захваченный у охраны, а после пистолет должен случайно выстрелить, пусть даже в уже мертвое тело. Главное, внушить Васильеву, что это он убил «мента», а было это на самом-то деле или не было, вопрос второй. Даже номер восемь, когда нужно — спросим.

Он был доволен тем, что все было готово для начала бунта. Пороховая бочка готова была рвануть, требовалась только искра, которая ее взорвет.

Две противостоящие силы в исправительно-трудовом учреждении строгого режима всегда готовы спровоцировать бунт: лагерное начальство сознательно провоцирует, чтобы уменьшить власть урок, а авторитеты провоцируют бунт, чтобы таким вот образом поднять свой авторитет.

И нервы напряжены, всегда находятся на пределе у всех обитателей зоны.

Но готовящийся бунт был исключением из правил потому, что впервые интересы лагерного начальства в лице заместителя Дарзиньша и «князя» зоны совпали. А потому он не мог быть стихийным, неуправляемым, как тайфун и смерч, что сметают все на своем пути, возникая из ничего и уходя в ничто, потому что после вспышки остервенелой слепой ненависти, вырвавшейся на волю и нашедшей выход в крови и диком буйстве, разрушениях и насилиях, поджогах и сведении счетов, идет подавление бунта, идет ужесточение режима.

И вновь беспредел лагерного начальства после некоторого затишья ведет к новой вспышке насилия со стороны зеков.

Бараки, в которых живут зеки, иногда по сто пятьдесят человек, ведут к стадным инстинктам. Этот принцип размещения заключенных был введен только при советской власти, которая исходила из принципа коллективного перевоспитания. И случайно совершившего преступление по ошибке или по стечению обстоятельств сажали в один барак с закоренелыми преступниками, ворами в законе, авторитетами, блатными и приблатненными, которые, естественно, поскольку находились в своем втором доме, а то и в первом, не у каждого и был первый дом, верховодили в бараках и умело делал из случайного правонарушителя уголовника, коверкая его психику и подводя к тем широким воротам, которые всегда открыты в уголовный мир, имеющий всего-навсего узенькую калиточку, ведущую из него. Но эта калиточка для сильных людей, имеющих силы порвать с уголовным прошлым и зажить честной жизнью.