Владимир Гурвич - Деньги дороже крови

— Но как он обосновал необходимость этого платежа?

— Он предъявил экспортный контракт концерна с некой иностранной фирмой на поставку нам оборудования.

— Но может быть, в самом деле такой контракт заключен.

— Да нет никакого контракта, это все чистейшая липа. Как нет и никакой иностранной фирмы. Вернее, она существует на бумаге, но организовали ее Фрадков и Кириков. Разумеется, через подставных лиц, через того же Перминова. Это всего лишь один из каналов перекачки денег.

— Но почему они обратились к вам? Разве Фрадков или Кириков не могут сами перевести эти деньги?

— В тот-то и дело, что с этого счета не могут. Им распоряжаюсь я. Без моей визы банк не примет эти документы к оплате. В этом вопросе меня никак не обойти.

— Но это же банк, которым командует Фрадков?

— И тем не менее это так. Когда я поступала на работу, то настояла на условие, что та часть финансовых операций, которые непосредственно курирую я, без моей подписи не может производиться. Фрадков тогда был за границей и всеми делами вершил Кириков. Ну он и согласился. Когда Фрадков вернулся, то был сильно недоволен этим, они даже вроде бы довольно сильно повздорили, но Кириков почему-то воспротивился отмене этого пункта.

— Скорей всего он хотел как-то ограничить свободу маневра своего компаньона в финансовой сфере для поддержания баланса власти, — предположил я.

— Вполне возможно, — согласилась Царегородцева. — Но меня сейчас беспокоит другой вопрос.

— И что же за вопрос?

— Какие шаги они предпримут дальше?

— А о какой сумме идет речь?

— Четыреста миллионов долларов.

— Да, терять такие деньги никому не хочется. За этот куш стоит побороться. Причем, любыми средствами.

— Вот это-то меня и волнует, с такой потерей они не смирятся, они должны что-то предпринять.

— Как вы думаете, что?

— Откуда мне знать. Могу сказать лишь одно: Фрадов не тот человек, способный расстаться с такими деньгами. Он сделает все возможное, чтобы ими завладеть. Его ничего не остановит. Но все дело в том, что обойти меня он никак не может.

Я задумался.

— Что я, по-вашему, должен сделать в такой ситуации?

— Не знаю, — немного даже насмешливо произнесла она. — Вы же специалист по таким делам, а не я.

— Вам угрожает большая опасность.

— Мне это и без вас известно.

— Скажите, если вас не станет, каким образом можно тогда перевести эти деньги?

— Вы хотите сказать: если меня убьют?

— Да, — подтвердил я.

— Тогда Фрадков получит все права самолично распоряжаться счетом. Поэтому я к вам и обратилась за советом.

— Подпишите счет, деньги не стоят того, чтобы вы рисковали бы своей жизнью.

— Это все, что вы можете мне порекомендовать?

— Но каким образом мне защитить вас? Мои возможности крайне ограничены, в то время, как их возможности очень широки. Это поединок боксеров легкого и тяжелого веса. Я сам хожу по лезвию бритвы, я уже как часов двенадцать должен быть мертв.

— Мне кажется, что я зря затеяла этот разговор. Что ж, до свидание.

— Подождите. Я вовсе не отказываюсь вам помочь. Но мы не знаем, что они предпримут, с какой стороны нанесут удар. В одном я мало сомневаюсь: Фрадков в любую минуту может отдать своим подручным приказ на ваше устранение. Если уже не отдал. Давайте будем перезваниваться через каждые полчаса, и вы будете мне сообщать об обстановке. И, разумеется, вместе поедем домой. И лучше всего общественным транспортом.

— Вы полагаете, что машину могу взорвать?

— Такое иногда с ними случается. Раз мы не знаем, к чему готовиться, значит, надо готовиться ко всему.

Царегородцева кивнула головой.

— Я пойду. Рада, что в вас не обманулась.

Она встала и направилась в сторону здания концерна. Я провожал ее взглядом до тех пор, пока она не затерялась в толпе. После этого тоже поднялся и пошел на работу.

Проходя мимо автостоянки, я машинально посмотрел на то место, где обычно ставил свою машину. И замер в изумление, так как увидел свою стальную старушку.

Я подошел к ней и внимательно все осмотрел, залез в салон. Все было на месте. Но как она тут оказалась? После того, как я попросил Костомарова доставить автомобиль, прошло слишком мало времени. За этот промежуток они никак не могли перегнать машину с того места, где я ее бросил. Значит, она находилась где-то рядом. Но это означает, что ночью я встретился на дороге с его людьми.

Я вернулся в свой кабинет и попытался уже не в первый раз проанализировать всю ситуацию. Вернее, ту ее часть, которая мне была известна. Ясно, что Костомаров решил меня ликвидировать. А он человек, который не любит отказываться от своих намерений и с большой долей вероятности можно предположить, что он повторит свою попытку в ближайшее время Но вот вопрос: это его инициатива или он получил приказ? И в таком случае от кого? От Фрадова, Кирикова, Пляцевого, Коротеева, Галанова и даже Ушакова? Все могут вести свою игру. Куш-то просто гигантский. И здесь любые методы хороши. И если кто-то посчитал, что я мешаю сорвать банк, то стоит ли церемониться.

Ко мне пришла вдруг странная мысль: меня могут хотеть устранить те, кто отлично знают о моей двойной роли в этой пьесе. Для них я представляю большое неудобство, так как мне известно об этих ребятах очень много. И они отлично понимают, что молчать я не собираюсь, а все опубликую в виде статей или книги. И, видя, что развязка близка, приняли историческое решение лишить меня жизни. Ну а с Костомаровым договорились, он то же поди ищет для себя новых шефов.

Зазвонил мобильный телефон. Я достал трубку и услышал голос Царегородцевой:

— Полчаса прошло, а я все еще жива.

— Меня это радует. Могу и вас порадовать: я тоже все еще жив.

— Тогда созвонимся через полчаса и снова порадуем друг друга.

И почти сразу же снова затрезвонил телефон. Только на этот раз городской.

— С вами говорит Поповичев. — Его голос звучал взволнованно. — Только что на Совете Думы принято решение о том, что законопроект об экспортных пошлинах на продукцию металлургической промышленности будет поставлен на обсуждение на завтрашнем заседании. Причем, сразу в двух чтениях. И тогда вполне вероятно, что он будет принят до конца месяца. Поверьте, я пытался, но ничего не смог сделать, Неплюев сколотил большинство.

— Почему вы звоните мне, а не руководству концерна?

— Я не могу дозвониться ни до Фрадкова, ни до Кирикова, меня с ними не соединяют. Передайте им мое сообщение.

— Хорошо, передам. Но они будут крайне недовольны.

— Я понимаю, но что могу сделать. — Теперь голос депутата совсем потух. — Лучше бы я вообще не связывался с вами.

— Это ваше дело, — сухо сказал я. — Но когда вам платили, не помню, чтобы вы отказывались. А все надо отрабатывать или возвращать.