Василий Веденеев - Игра без правил

— Ты мне это докажи, — вкрадчиво предложил Иван, и Буне стало страшно от того, что на него надвигается неумолимая сила, словно незримо стоящая за спиной непрошеного гостя.

— Вы о презумпции невиновности слыхали? — сделал он робкую попытку вырваться на волю из сплетенных ему сетей.

— Приходилось, — усмехнулся Купцов, — но я тебя не нарами пугаю.

— Да? — вскинулся Носов. — Просто пришел и поговорил, да? Только и всего, что напомнил ненароком о прошлом? Когда же ты от меня отцепишься, а?

— Ну-у, милый, прошлое ты сам для себя сковал, не я его тебе таким сделал, что никак не отпустит. Давай-ка лучше по-хорошему…

— Это как? — Буня дотянулся до бутылки с пивом и жадно опорожнил ее: в горле аж скребло от нервного напряжения.

— Ты ведь меня знаешь? — спокойно начал Иван, не обращая внимания на мину, которую скорчил Носов, словно говоря: еще бы мне не знать? — Помогал я тебе, когда ты собирался нормальным человеком стать и тусовался в «системе»? Помоги и ты мне.

— В стукачи зовешь? Прикажешь выпить с корешками, потолковать по душам, а потом заложить их со всеми потрохами?

— Слушай, — поднялся Купцов, — где ты корешков нашел? Среди блатных? Раз становишься человеком, так и будь им.

— Господи, да чего тебе надо? — сморщившись, простонал Буня. — Не любоваться же ты на меня приперся?

— Это точно, не любоваться. Знать мне надо, кто фальшивые билетики на итальянскую оперу делал.

— Зачем, зачем знать? — проведя ладонями по лицу, словно сдирая с него налипшую паутину, прошипел Носов. — Сам сказал: дело прошлое!

— А прошлое за сегодняшний день цепляет, вроде как у тебя, — уже от дверей обернулся Купцов. — Тот, кто билеты рисовал, сделал недавно фальшивый бланк. Через это одного человека уже убили и тяжело ранили мать двоих детей, которая сейчас лежит в реанимации, и неизвестно, выживет или нет. А те, кто убил, гуляют на воле и могут натворить новых дел. Думаешь, Ване Купцову тебя надо придавить и застращать? Нет, Носов, я потому к тебе пришел, что навел справки и поверил, что Буня умер и похоронен, а остался только Носов, ставший человеком и сам похоронивший Буню.

— Погоди, — шагнул к нему хозяин мастерской, — откуда известно, что рисовал один и тот же человек?

— Экспертиза установила. Знакомо тебе такое понятие?

— Знакомо… Только противно все это. Забывать уже начал.

— Поможешь? — прямо спросил Купцов.

— Попробую, что же остается делать? Загляни через несколько дней. Но только железный уговор: узнаю — не допытывайся, где и у кого, а за точность я ручаюсь…

Прикрыв дверь, Иван снова очутился в полумраке. Почти ощупью отыскав первую ступеньку лестницы, начал подниматься наверх, туда, где в фойе летели из динамиков слаженные голоса пионерского хора: «Эх, хорошо в стране Советской жить!»

Жирная рыжая крыса лениво шествовала от помойки к пищеблоку, высокомерно не обращая внимания на проходивших поблизости людей и только слегка припуская рысцой, когда они слишком приближались. Добравшись до отдушины в фундаменте нужного ей здания, она не спеша нырнула в темноту подвала и скрылась.

Заинтересованный Бондарев приостановился — давно такого не приходилось видеть в самом центре города, да еще на больничной территории. Хотя живут же крысы на всех московских овощехранилищах, и ничего, не помирают от вегетарианской пищи, а, наоборот, веселы и упитанны, поскольку вкупе с местными работниками кушают все самое лучшее. Отчего бы не жить крысам и здесь, на зеленом пятачке, зажатом с одной стороны проспектом, по которому бесконечной чередой гонится за убегающим временем железное стадо дымящих автомобилей, а с другой — старым, давно уже ставшим тесным парком, зелень деревьев которого покрывается каждый год налетом серой, смешанной с бензиновой гарью городской пылью.

Вздохнув, Бондарев направился к старым желтоватым больничным корпусам, отметив для себя, что вечером здесь, должно быть, темно, поскольку на фонарях явно экономят.

Отыскав отделение хирургии, он получил короткий, не по росту халатик и, кое-как натянув его на могучие плечи, поднялся в ординаторскую. Врач, заранее предупрежденный по телефону, ждал.

— Долго, пожалуйста, не говорите, — украдкой подтянув зеленые хирургические штаны, попросил он Бондарева. — Она слабая еще. Ну, пошли?

«Совсем мальчишка, — выходя следом за ним в коридор, подумал Саша, — даже штаны по-мальчишески подтягивает, а поди же ты, вытащил Лушину с того света».

— Вы, пожалуйста, не говорите ей о племяннике, — приостановившись перед дверью палаты, заглянул в лицо Бондареву врач. — Боюсь ухудшения. Обещаете?

— Минут десять мне дадите? — спросил Саша.

— Постарайтесь все же покороче.

Заверив, что он не собирается утомлять больную, Бондарев вошел следом за хирургом в палату, сразу словно окунувшись в полумрак и запах лекарств. На высокой кровати, опутанная проводами датчиков и трубочками капельниц, лежала Лушина, до подбородка закрытая простыней.

— Вот, гости к вам, — привычно взяв ее запястье и проверяя пульс, улыбнулся врач. — Как у нас сегодня?

Маша слабо улыбнулась в ответ, и Бондарев поспешил представиться:

— Я из милиции, Александр Алексеевич.

— Присаживайтесь, — подал ему белую больничную табуретку хирург. — Заглянете потом ко мне?

— Обязательно, — благодарно кивнул Саша и повернулся к больной: — Давайте поговорим, только обещайте мне не волноваться. Надо восстановить картину произошедшего в вашей квартире. Сколько их было?

— Четверо, — слабо шевельнулись губы Маши, и Бондареву пришлось немного наклониться к ней, чтобы услышать ответ.

— Молодые, старые? Какого возраста?

— Трое молодые… Один не очень… Трудно теперь сказать. — Она задышала чаще, на лбу выступили мелкие капельки пота.

— Кто стрелял?

— Молодой… И пожилой, лысый.

«Лысый, это уже кое-что, — немного оживился Саша, — примета, которую просто так не спрячешь. Расспросить бы ее подробнее, да больно слаба, прав хирург».

— Сильно лысый? — улыбнулся он. — Где волос не хватает? На лбу или на затылке?

— На лбу… Залысины.

— Кто-нибудь из них был одет в форму милиции? Или в какую другую?

— Нет. — Она прикрыла глаза, и Бондарев понял, что ей очень тяжело говорить и вспоминать то утро, когда раздался роковой звонок в дверь квартиры. — До них скорая была… Ошиблись.

— Вот как? Интересно.

— Сеня как? — Маша открыла глаза.

— В реанимации. — Бондареву стоило труда не отвести взгляда, и он поспешил перевести разговор на другую тему. — Почему они пришли к вам?

— Не знаю… Вроде мы как все. Сеня говорил, у Котеневых тоже были.

— Сеня говорил? — заерзал на табурете Саша. — В то утро говорил, да? Откуда он узнал?