Сергей Белошников - Ловкач и Хиппоза

Я дала понять Ломоносову, что мне здесь уже изрядно поднадоело и я собираюсь ехать домой в гордом одиночестве. А когда я, якобы случайно (по свойственной мне дурацкой привычке наводить тень на плетень), обмолвилась об уехавших на дачу папуле и мамуле (про то, что они должны вернуться завтра, я объявила тут же, сразу, на всякий случай, а то, чего доброго, вздумает поселиться у меня навсегда), Ломоносов, святая простота, сразу мне поверил.

Как и предполагалось, мой северянин тут же забил копытами, затрубил громкогласно, дескать, обязательно должен проводить меня, хрупкую беззащитную девчушку домой, и мы незаметно испарились в тот самый момент, когда Катерина отрывалась в танце с каким-то неслабо прикинутым мальчишкой под неусыпным наблюдением своего отмороженного.

По вымершим ночным улицам тачка в момент домчала нас до моего дома, уютно пристроившегося на нешумной улице Балчуга. По дороге мы о чем-то весело болтали, смеялись, и максимум, что он позволил себе – это взять меня за руку.

Когда тачка остановилась, он настоял на том, что сам расплатится, отпустил машину и как-то совершенно естественно, словно не в первый раз, вошел следом за мной в подъезд нашего еще дореволюционной постройки дома. Правда, весьма похорошевшего после недавнего ремонта. Ломоносов с важным видом прошествовал мимо консьержки, потом – в кабину лифта и тут, едва закрылись двери и лифт, поскрипывая, потянулся к моему этажу, он буквально набросился на меня. Его руки легко вздернули меня вверх, подхватив под ягодицы, губы впились в мой рот, мои ноги сами собой сомкнулись у него на спине и я почувствовала сквозь ткань юбки его напряженный, с достоинством упирающийся в мой живот член.

Мы не говорили ни слова. Вывалившись на лестничную площадку, мы так и не расцепились: он внес меня в квартиру (одному Богу известно, как я умудрилась попасть ключами в замочные скважины и отключить сигнализацию!) и мы рухнули на диван, продолжая целоваться, как сумасшедшие. Одежда полетела в стороны, я сама стянула трусики, изогнулась, лежа на спине (не забыв, естественно, про презерватив, годы-то на дворе стоят опасные!), и его член ловко и стремительно внедрился в мое изнывающее от ожидания, истекающее томлением влагалище. Я прижалась к нему, втянула его член в себя без остатка, он стремительно задвигался, вбивая в меня своего неслабого дружка – он делал все именно так, как я люблю: мощно, неудержимо – словно неудержимый поток подхватил меня и понес. Я с ходу, тут же кончила в первый раз, в закрытых глазах вспыхнули звезды, я проснула руку снизу, ухватила его за тугие, налившиеся желанием яйца, завертела их в пальцах нежно, быстро, и стала кончать раз за разом уже безостановочно: я извивалась, дергалась и орала во весь голос, и продолжала орать и кончать, кончать, кончать, пока не почувствовала, как его и он застонал, и его поршень спазматическими толчками выплеснул в спасительный резиновый чехольчик горячий долгий сгусток, и тут я кончила еще раз, и еще, и просто расплылась, растворилась, перестав чувствовать свое тело, словно первобытная амеба в теплом супе-океане наслаждения.

Мы протрахались всю ночь, не сомкнув глаз до самого утра. Мы трахались на диване в гостиной, на кровати у меня в комнате, на полу в кухне, возле зеркала в ванной и в прихожей на пальто, свалившихся с вешалки от нашей неуемной возни (пришлось тайком позаимствовать в родительской спальне новую упаковку презервативов). Он трахал меня ласково и сильно, он был замечательным любовником – пусть не особенно опытным, но его неопытность полностью компенсировалась напором и желанием. А в последний раз, когда мы пошли в ванную и стояли под обжигающе горячим душем – оба на подгибающихся от усталости ногах, когда он уже почти ничего не мог, я с помощью любимого диоровского крема "Dune" вывела его уставшего в усмерть дружка из летаргии: дружок-таки не удержался, откликнулся на призыв моих ловких рук, проснулся, бодро поднялся, словно и не трудился всю ночь, как шахтер-стахановец в моем теплом темном забое, мы вывалились в комнату и трахнулись (это была моя гениальная идея) на подоконнике открытого окна. Ритмично дергаясь, ощущая ягодицами мощные толчки его бедер, а нутром – горячий твердый стебель, я лежала голым животом на холодном гладком дереве подоконника, а передо мной с высоты шестого этажа расстилалась панорама сонной предрассветной Москвы с маячившим неподалеку шпилем высотки на Котельнической. Я смотрела на этот шпиль сквозь падающие на глаза волосы и оранжевый пахучий туман близкого оргазма, представляла себе, что его снующий внутри меня, чуть изогнутый вверх и влево член так же огромен, высок и агрессивно настроен на победное извержение, как это чудовищное фаллическое здание, я возбуждалась все больше и больше и наконец, изо всех сил кусая ладонь, чтобы не перебудить дикими кошачьими воплями весь дом, кончила так, что на какое-то мгновение даже потеряла сознание.

Воспоминания о прошедшей ночи и особенно об этом термоядерном моменте так возбудили меня, что я, левой рукой придерживая трубку, в которой безостановочно бормотала, назначая сроки встречи Катерина, указательным пальцем правой быстро добралась до своей заветной, уже влажной и набухшей почки: затеребила ее, заласкала, задрочила своего сладкого миленка и чуть ли не мгновенно кончила, хрипло застонав прямо в микрофон трубки.

– Что ты там говоришь? Громче! Я ничего не понимаю, – недоуменно спросила Катерина.

– Да, так, ерунда, – с трудом выдавила я. – Поехали, поехали, я согласна.

Вот так все и началось – в ту самую секунду, как я кончила. Вообще-то не подумайте ничего такого – я девушка порядочная, строгого домашнего воспитания и подобные дискотечно-трахальные приключения не являются для меня нормой, скорее наоборот. И в своих любовных связях я весьма и весьма разборчива, привередлива и отчасти брезглива. И, честно говоря, больше строю из себя опытную московскую куртизанку-партизанку, чем являюсь таковой на самом деле. Но – тсс! – это страшная кибальчишовская тайна.

Вчера же я оттянулась в полный рост лишь потому, что пребывала в растрепанных чувствах. Дело в том, что не прошло и трех недель, как весьма-весьма печально для меня закончился один затянувшийся роман. Это событие меня буквально подкосило, потому что в моей практике это был первый случай, когда мой возлюбленный, теперь уже увы, бывший, попросту меня бросил. Предпочел мне (мне!) солистку кабацкого ансамбля, кривоногую безголосую дуру, да к тому же еще и не москвичку. Ну, насчет кривизны ног я горячусь, но дура она действительно непроходимая – как-то раз мне довелось сидеть с ней за одним столиком в "Клубе Кино".

Так вот, гордое полумесячное одиночестве после недавнего перманентного траха меня слегка подкосило, а тут весьма кстати подвернулся симпатичный Ломоносов. Вот поэтому все и произошло. Я действовала по принципу – клин клином вышибают. Опять же – и для здоровья полезно. Продолжать знакомство с Ломоносовым я не собиралась и телефон ему дала не свой, просто продиктовала пришедшие на ум первые семь цифр. Помог отчасти скрасить мою девичью тоску – спасибо на этом и до свидания. Лучше погрязнуть в ницшеанском цинизме, чем утонуть в сопливом любовном болоте нового романа – не хочу, чтобы меня бросали всякие оболтусы. Хватит несчастной любви, да здравствует свобода и веселые тусовки!