Семен Резник - Амазонка

— Ничего. Спасибо, — грустно улыбнулась она.

— А отец, сеньор Перес, как его здоровье?

— Нормально. Он уже несколько дней в Боготе на конференции, звонил оттуда.

— Он часто покидает Перу? — спросил Энрико, скорее, чтобы не молчать.

— Да. Несколько раз он брал меня в Рио.

— И тебе понравилось? — он коснулся ее руки. Девушка вспыхнула, но рука Энрико осталась на прежнем месте.

— Да, очень!

— Я много раз был в Рио, и он меня всегда поражает. Лазурный океан, золотой песок, зелень парков, небоскребы, залитые солнечным светом… Но более всего влекут пляжи. Тысячи загорающих на белом нежном песочке. Пляжи еще славятся своими прибрежными течениями. Движение воды хорошо видно с крыш отелей. Два потока воды встречаются и, развернувшись у берега, возвращаются в океан. И вот, если попадешь в этот поток, сразу почувствуешь, как течение стремительно уносит тебя в океан. Неопытный пловец пугается, начинает грести против течения и быстро выбивается из сил… — он вдруг умолк и глянул на Дорис.

— А тебе понравилась Копакабана? Ведь всякий побывавший в Рио непременно бывал на Копакабане.

— Да, я была там и скажу, что я вовсе не в восторге. Правда, мне тогда нездоровилось… Оттого, видимо, и впечатления не из лучших. А вот карнавал мне понравился, — улыбнулась она.

— Дорис, тогда в саду… Меня мучает одно: чем ты была расстроена? — Энрико сильно рисковал, ибо мог прервать намечавшуюся непринужденность девушки. Дорис могла замкнуться, и тогда нужно было все начинать сначала.

— Тогда ты была чем-то расстроена, — произнес он и с удивлением увидел, что его рука лежит на руке девушки.

— Да… — Дорис махнула рукой, — было что-то такое… — грустно улыбнулась она.

— Может, это неким образом связано со мной? — произнес Энрико, хорошо зная, что это не так.

— Что вы! — воскликнула она, глядя на него с удивлением. — Просто… просто мне было почему-то грустно… Не знаю, право, отчего. Возможно, оттого, что я вспомнила Луизу… Она была мне как мать.

— А кто она?

— Наша служанка, очень хорошая женщина. Ее выгнала Шарлота…

— За что?

— За то, что она любила меня…

— Да?! Надо сказать, что ты удивительно не похожа на тех девушек, которых я знал, — неожиданно для себя произнес Энрико.

— А именно? — удивилась девушка.

Энрико задумался.

— Не знаю… Непосредственная, что ли… Не избалованная светом, бесхитростная какая-то, в тебе нет ни капли фальши…

— Так что, это плохо? — она осторожно высвободила руку.

— Нет, нет, что ты! Как раз наоборот! Ты не испорчена обществом. Почти всем в нашем обществе правит расчет, а чувства — это на втором, десятом плане. Фальшь и расчет царят в нашем мире. И распознать их порой нелегко, ибо они скрываются под маской искренности. И я — продукт моего общества, поэтому и восхищаюсь тобой, девочка. Я тут много несвязно говорил, а можно было сказать просто: ты непосредственна и искренна, и в этом твоя сила и привлекательность. Разумеется, ты и внешне очень привлекательна…

— Ну, к чему комплименты… — прервала его Дорис, покраснев при этом.

А тот в порыве нежности обнял девушку и притянул к себе. Горячие губы коснулись ее щеки.

— Что вы, что вы! Пустите! — она попыталась освободится.

Молодой человек тут же отрезвел:

— Прости… Прости, Дорис. Сам не знаю, как это получилось.

Дорис встала. Поднялся и Энрико. Они молча направились к выходу.

— Ты не сердишься на меня, Дорис? — он на миг задержал ее, но она мягко отстранилась и молчала. Энрико следовал за ней, коря себя за горячность. Но едва они вошли в дом, как поняли, что случилось нечто неординарное, из ряда вон выходящее. Мимо них, что-то крича, промчалась Тереза, исчезнув в недрах второго этажа. Дорис бросилась за ней следом. Энрико растерялся. Он быстрым шагом поднялся по лестнице на второй этаж. Шум доносился из комнаты, дверь которой была полуоткрыта. Он заглянул туда. В просторной светлой комнате было несколько человек. Они стояли у кровати, на которой лежал мальчик. Энрико подошел поближе. Джонни был необычайно бледен, а глаза его закрыты.

— Джонни! Джонни! Мальчик мой, что с тобой? — причитала над ним Шарлота. А Дорис плакала и гладила ручку мальчика.

«Они вызвали врача? — подумал Энрико и подошел к Дорис. Очевидно, положение мальчика было серьезным. Может, не стоит дожидаться «неотложки», а везти его в больницу?» — подумал он. Но потом отбросил эту мысль, ибо, если это сердце, то до приезда врачей мальчика лучше не трогать.

Вскоре приехала «неотложка». Врач осмотрел мальчика и снял кардиограмму.

— Доктор, что с ним? — мокрое от слез лицо Шарлоты было жалким.

Доктор молчал, изучая кардиограмму.

— У него ведь больное сердце, не так ли, сеньора?

— Да! Но нам врачи сказали, что он выздоровел.

— Где он лечился?

— В лечебнице Химеса.

— О, это очень солидная клиника. Я ничего вам определенного не могу сказать, сеньора Перес. Но не буду скрывать, что положение очень серьезное. Его нужно срочно госпитализировать.

Весь остаток дня Энрико не находил себе места. На сердце тяжким камнем легла тревога. То и дело он корил себя. Ему бы следовало быть там, в больнице с Дорис, он наверняка поддержал бы ее в трудную минуту. Около десяти вечера он решился и набрал номер виллы Переса. Долго не отвечали, наконец сняли трубку. Голос явно не принадлежал ни Шарлоте, ни Дорис.

— Добрый вечер, сеньора. Пригласите к телефону сеньориту Дорис.

— Госпожи нет дома, — как-то нерешительно произнесли в трубке.

— Тогда скажите, пожалуйста, мальчику лучше?

— Не знаю. Теперь все хозяева там, в клинике.

— Извините, извините, за беспокойство, — Энрико положил трубку.

«Что же теперь делать?» — перед глазами Энрико стояла заплаканная девушка.

— Бедная, бедная Дорис, — прошептал он. — Раз все в больнице, то и вправду дело плохо… Будь что будет! Надо ждать, — он откупорил бутылку водки, хлебнул из горлышка и поставил бутылку обратно в холодильник. Почему-то он вспомнил первую встречу с Дорис. По правде говоря, сразу она не произвела на него впечатления, и влечение к ней появилось позже. Возможно, это была реакция на ее необъяснимое поведение, когда она впервые увидела его. Правда, тогда он почувствовал дискомфорт и объяснил его банальной усталостью. «Я чувствовал, что должно было случится что-то страшное, и это сквозило в поступках обитателей дома… Вся его атмосфера была пронизана этим. И вряд ли мальчик избежит фатального исхода». Ему стало нестерпимо жаль Дорис, и он понял, что ему далеко не безразлична ее судьба. С этими мыслями он и уснул.

Проснулся Энрико рано, с головной болью, и долго лежал в постели, выкуривая одну сигарету за другой. Ему хотелось позвонить Дорис, но он подумал, что она еще спит, ведь было только семь часов утра. Тяжело было томиться в неизвестности и, чтобы как-то развеяться, Энрико включил телевизор. По пятому каналу показывали американский боевик, и Энрико рассеяно смотрел на экран, но не мог вникнуть в сюжет. Вскоре фильм закончился, стали передавать хронику. Энрико собирался переключить канал, но тут диктор произнес: