Чарльз Уильямс - Змея

«Зачем ей увозить Джесси? — думал он, атакуя прореху в плотине. — С первого взгляда ясно, что, кроме самой себя, ее ничто не интересует. Зачем же ей обременять себя сельской девчонкой, которая ничего, кроме своей фермы, в жизни не видела? Хотя нет, по ее глазам я догадался — она решила сделать мне больно. Пока ей это удается, но только пока.

Когда я ее стукнул, то лишь испортил дело. Она того и добивалась, а я попался. И Джесси теперь думает, что я всерьез хотел ее избить. Да, хреновые дела…»

Кэса увидел он, только когда тот подошел вплотную. Старик торопливо спускался по склону, вырядившись в позеленевшую от времени черную шляпу и ветхий плащ. Митч выпрямился, заметив, что старик кричит и машет руками.

— Что случилось? — спросил он, не прекращая сыпать землю на прорыв.

Кэс выказал немалую прыть.

— Свэл! — заорал он.

Добравшись до дамбы, торопливо влез наверх, и Митч подумал:

«Черт, он быстрее все ломает, чем я ремонтирую!»

— Свэл? — он воткнул лопату в землю и удивленно уставился на отца.

— Свэл, — Кэс задыхаясь показал на реку. — По радио…

— Что «по радио»? — раздраженно переспросил Митч.

— Он в реке, где-то там, в реке, — старик немного отдышался. — Он схватился с людьми шерифа на мосту и теперь в реке.

— Что он там делает, в реке? — рявкнул Митч. — Его убили? Он упал в воду? Откуда они знают, где он?

— Подожди, дай дух перевести! — Кэс торопливо тыкал пальцем в сторону реки, твердя: — Он там, там! Часа четыре назад, на рассвете, он уходил от погони на машине. И у моста наткнулся на заслон. Прорваться не смог и после перестрелки прыгнул в реку.

— А где же он теперь? — прервал Митч. — Что было дальше?

— Где-то в реке, я же тебе сказал.

— Он ранен? Смог бежать? Из тебя каждое слово вытягивать, что ли?

— Точно неизвестно.

Кэс уже совсем замерз, достав платок, он тер глаза, раскачивая головой.

— Они не знают, что с ним. Они несколько раз стреляли, когда он выныривал, а он все плыл и плыл… Потом ушел под воду — и все… Они прошли вниз по реке не меньше мили. Диктор говорит, что уйти он никак не мог — по берегам полно полицейских. В него наверняка попали, или он утонул в реке.

Митч молчал. Стоя под дождем, он оперся на ручку лопаты и опустил глаза на утонувшие в грязи ноги.

— Пойдем, Митч, — Кэс заходил взад-вперед.

— Куда?

Кэс растерянно уставился на сына. В нелепой черной шляпе он смахивал на забытую под дождем тряпичную куклу.

— Как — куда? Чего нам тут стоять? Ты что, не понял — Свэл в реке, он погиб. Как можешь ты стоять здесь?

— А что я должен делать?

— Что делать? — протянул Кэс, не веря своим ушам. — Домой идти, слушать по радио новости…

Митч начал понимать старика.

Свэла убили по радио. Он в реке, вот этой самой реке, но все это там, в радио. И гнались полицейские за ним, и все что еще случилось — все это по радио.

Старик уже не понимал, где его сын, а где радиопьеса под названием «Свэл О’Нили».

— Зачем мне слушать новости? — спокойно спросил Митч.

— Ну как же, — смешался Кэс, — чтобы знать, как было дело. Вдруг скажут, что его уже… Что он…

— И что мне делать, когда я это узнаю? — спросил Митч.

— Так ты ничего не будешь делать? — жалобно переспросил Кэс.

— Буду, — спокойно ответил Митч. — Буду сыпать и сыпать землю на эти дыры.

Он показал лопатой на дамбу. Вода притаилась, не дойдя до верха на несколько дюймов, навалившись на дамбу всем весом и подставив темную гладь каплям дождя.

— Знаешь, что будет с урожаем хлопка, если ее прорвет?

— С хлопком? — рассеянно повторил Кэс. — Каким хлопком? Ты что, не понял, Свэл погиб! Послушай, ты! Его убили в реке!

Старик взглянул на хлопковое поле невидящими глазами, со шляпы потекла вода. Он снял ее и стал машинально выжимать, как тряпку. И заплакал.

— Иди домой, — тихо сказал Митч. — Иди слушай радио. Больше ты ничего не можешь. А мне надо работать.

— Грех, грех, — забормотал Кэс, — большой грех — такое черствое сердце!

Он побежал, но почему-то в сторону реки. Потом заметил ошибку, проковылял мимо Митча, взобрался по холму и скрылся за деревьями. Митч снова взялся за лопату.

В полдень дождь лил по-прежнему, и он ожесточенно бился с прибывающей водой, как грешник, отбивающийся от ада. Заделав бесчисленное множество нор, он укрепил все оползни и принялся наращивать гребень дамбы.

Тут мимо него прошли полицейские — спустились с холма и направились в глубь долины. Двое, потом еще один, и еще двое. В белых фуражках и черных дождевиках, с оружием наперевес. В сердцах выругавшись, он продолжал работать. День оставался серым и безрадостным. Вода все прибывала.

«Я родился в этой долине и вырос тут, — думал Свэл, — двадцать лет я ловил тут рыбу, охотился на енотов и знал каждый куст. Но теперь я ничего не узнаю. Или я уже умер? Может, я уже в аду, только еще не понял, вот-вот встречу Харви и буду дожидаться Джой? Неужели это все яд и боль? Даже белые дубы переменились — почернели и распухли…

— Вот твое фото, — скажу я ей, — Харви оно никогда уже не понадобится. Впрочем, и ему оно было не слишком нужно — к чему фотография голой дурочки, если она сама в твоем распоряжении? Жаль, что ты не успеешь подарить ее другому. Разве если те, что найдут твой смердящий труп, обнаружат ее и будут показывать друзьям… Тебе повезет больше, чем Харви, — у тебя останется и фотография, и обе руки. С Харви так не вышло».

Потом в голове его немного прояснилось.

«Что я несу? Я ведь так и не нашел ее, а несу всякий вздор. У меня была неделя, я ее не нашел, так к чему все это ворошить? Пора забыть все, все…»

Кисть и запястье почернели и раздулись. Видимо, раздуло и всю руку, только под одеждой видно не было. Но рука болела и не сгибалась. Она распирала рукав, словно камера автомобильную шину. Левую руку сводило болью от раны, разрезавшей мышцы предплечья.

Временами у него начинался озноб, лил холодный пот и бешено колотилось сердце. Но страшней всего были падения. Вдруг земля неожиданно уходила из-под ног, ударяла его, словно дверь тюремной камеры, и он падал в грязь и листья, утопая в залившей все воде. Потом, неизвестно через сколько времени, ему удавалось встать на ноги и шатаясь двинуться дальше.

«Еще раз, и я уже не встану», — мелькала мысль.

Вдруг он оказался на пляже в Галвестоне вместе с Джой в их медовый месяц, когда она еще принимала его за крупного игрока, а не за жалкую шестерку. Он слышал шум прибоя, ощущал морской бриз, и лицо его зарывалось в ее волшебные волосы…

«Интересно, прошел я ферму или нет? — подумал он. — Вроде я на нужном берегу. Странно, если я ее не заметил. Да неважно. Я не собираюсь к ним заходить.

Вот оно, твое фото. А это револьвер, ты знаешь. Знать-то знаешь, но никогда еще не случалось тебе заглядывать в его дуло».