Рене Бурдье - Четвертая пуля

Берже козырнул и вышел. Винсен слышал его торопливые шаги по коридору, пока снимал трубку, чтобы связаться с женой.

Жюльетта Дравиль умоляюще сложила руки.

— Нет, месье Клид, я не убивала Жана. Я клянусь вам, что подобная мысль никогда не приходила мне в голову. Я не знаю, сможете ли вы понять, поймете ли вы… Я…

Она запнулась, ожидая поддержки, дружеского внимания. Клид оставался безмолвным. Жюльетта Дравиль нервно тряхнула головой. В ней появилось что-то демоническое с этими прядями волос, закрывающими лицо, и безумно изломанным ртом. Платье открывало часть еще молодой шеи и тонкое белье.

— У меня не было любовных связей до него. — Она покраснела. — Он был первым. И ничто не могло оторвать меня от него. После каждой интрижки он возвращался ко мне таким же, каким был на свадьбе, точно таким…

Беседа приобрела доверительную окраску. С напускным безразличием Клид позволил ей высказаться, но его мозг регистрировал каждое слово с невероятной точностью.

— Он был еще ребенком, нежным и слабым, — продолжала она. — Я была ему нужна, да и сама не могла представить себе жизнь без него. И после этого вы хотите, чтобы я его убила?

Клид отметил, что она говорит так, будто ее муж действительно мертв. И был убит. Она быстро произносила спой монолог глухим голосом, размеренно, подавшись вперед, с устремленным в пустоту взглядом. Ей хотелось освободиться от воспоминаний.

— Это правда, — призналась она, — что я не забеспокоилась, не дождавшись от него телефонного звонка вчера вечером. Но я обманула вас, сказав, что испугалась лишь после звонка постановщика. Это ложь. Просто мне было тяжело. Я с самого начала подозревала, что Жан повез с собой женщину. А…

Женщина заколебалась, стоит ли рассказывать дальше. Мешала стыдливость или, может быть, гордость. Она вздохнула.

— Я провела ужасную ночь, борясь с ревностью. После этого дрожала все утро. Жан знал, что одно слово может меня обрадовать. К половине двенадцатого я решила поделиться своим беспокойством с подругой. Позвонила, она назвала меня ненормальной и выругала как следует. Мне это было необходимо. Я вновь почувствовала себя увереннее. Затем около часа, когда раздался телефонный звонок, я была уверена что это Жан. Я тут же все забыла, все простила. Но это был не он, а женщина со странным акцентом. Она сказала…

Она задохнулась. Клид привлек ее голову к своей груди и слегка погладил по волосам. Только сейчас он заметил седину в темных прядях.

— Она вам сказала?..

Жюльетта Дравиль медленно расслабилась, подняла голову и взглянула на него. Клид смотрел на нее с сочувствием. Она решила, что нашла друга, что он перестал подозревать ее и готов прийти ей на помощь.

— Она мне сказала: «Вы не увидите больше своего мужа живым». У меня вырвался крик. Она рассмеялась. Я просила ее сказать, что произошло с Жаном. Она повесила трубку, не проронив больше ни слова. Вот с этого момента я действительно начала волноваться. Сначала я подумала известить полицию, но потом решила, что они посмеются надо мной. Мне вспомнилась статья в утреннем выпуске «Фигаро» с вашим именем. О вас написали много хорошего…

— Журналисты часто пишут обо мне хорошее, — усмехнулся Клид. — У меня много друзей в их среде. В любом случае вы поступили правильно, обратившись ко мне. Постараюсь вам помочь. Со своей стороны попытайтесь откровенно отвечать на мои вопросы.

Она кивнула в знак согласия. Клид слегка оттолкнул ее. С некоторых пор он смотрел на нее с неподдельным интересом. Ее рассказ действительно начинал его интриговать. Он не знал еще, чем все обернется, но время не будет потрачено напрасно, в этом он был уверен.

Она робко улыбнулась ему, и он захотел узнать, что стоит за ее улыбкой. Надеялась ли она выиграть свою партию? Он сказал себе, что нет. Жюльетта Дравиль казалась достаточно умной, чтобы лелеять подобную иллюзию. Он старательно обдумал вопрос, прежде чем прервать непродолжительное молчание.

— Как складывались ваши отношения?

Он знал, что на этот раз она не солжет.

— Очень плохо, — горестно покачала она головой. — Жан мне изменял. Уже давно он перестал мной интересоваться. Он вел, в некотором роде, вольный образ жизни. Я видела его редко и только тогда, когда нужно было обсудить один из его контрактов. Ведь до нашей свадьбы я была его импресарио… В остальное время он здесь никогда даже не обедал. Возвращался домой только на ночь…

— Каждый день?

— Почти каждый день. У него своя комната. Я слышала, как он проходит через салон…

— Случалось ему приводить с собой женщин?

Она сжала пальцы.

— Да. — Ее голос был подобен дуновению ветра. — Иногда он был не один.

— Знали вы этих женщин?

— Нет. Я не видела их. Они проходили через салон. Я слышала смех, обрывки фраз. Язнала. После этого я плакала всю ночь.

— Доводилось вам в благоприятный момент говорить ему о его поведении?

— Первое время — да. Но я уже давно перестала от него чего-то требовать. Он не любил сцен.

Клид кивнул в знак согласия.

— Как он чувствовал себя в последнее время? Не казался нервным, чем-то озабоченным?

— Абсолютно нет, — сказала она. — Он был как никогда весел. Этот фильм ему нравился, он говорил, что это будет его лучшая роль. Он обнял меня вчера перед отъездом. Это произошло впервые за два последних года.

— Вы хотите сказать, что он не… посещал… своего импресарио?

— Он хотел поделиться со мной новостью о предложенных ему съемках в Квебеке. И лишь только уходя…

Она вздохнула.

— Я подумала, что он разыграл передо мной комедию; все же я была счастлива.

— В котором часу он покинул вас?

Жюльетта Дравиль вновь овладела собой. Ниточки морщин избороздили ее лоб, будто она размышляла или хотела показать, что с трудом пытается уточнить время.

— Должно быть, между девятью тридцатью и десятью часами. Скорее в десять часов, но не позже.

— Хорошо, — согласился Клид. — Скажем, в десять часов. В конечном счете это не столь важно. Он не говорил, что прихватит с собой пассажира?

— Нет. Он путешествовал всегда один. Терпеть не мог оказывать услуги.

Клид поднялся и вернулся к своему креслу. У него затекла нога, он вытянул ее и поморщился. Клид отдавал себе отчет, что ничуть не продвинулся. Надо вести игру пожестче.

— Не было ли перед его отъездом звонка, письма, нежданного визита?

Морщинки вновь покрыли лоб Жюльетты Дравиль.

— Естественно, письма были. Он всегда получал большую почту. Но я не могу вам сказать точнее… Горничная приносит их, как только он проснется, она может сказать точнее. А относительно визита могу сказать точно — никто не приходил.

— Спасибо. Телефон?

— Я переводила звонок в его комнату. Один — единственный. Слышала, как он согласился на половину двенадцатого утра. Было около восьми тридцати. Он только что принял ванну.