Милена Иванова - Каре для саксофона

«Спасибо тебе, Отто, я постараюсь оправдать твои надежды. Мои друзья разорвут этого спрута, и ты снова будешь свободным», — размышлял я, создавая для всех иллюзию сомнений и внутренней борьбы, а потом уверенно произнёс: «Call». Эстонец сбросил туза с вольтом открытыми, показывая «партнёрам», что имел действительно сильную карту, однако тайно догадываясь ещё в игре о моём преимуществе. Этот шаг Отто сократил играющих до трёх, сделав меня чек-лидером с активом в почти три с половиной миллиона и большим отрывом от конкурентов.

Гонг прозвучал неожиданно. Накал финала за столом стирал временные промежутки, подчиняя разум и волю игре.

Я видел, как Ева встала со своего места и направилась к выходу из зала, но когда мы с Гордоном оказались в кругу друзей, её не было. Аркадий Борисович, видя, что я ищу Еву глазами, успокоил:

— Миша, турнир уже на исходе, а девушке ещё выступать, ей нужно подготовиться. Да и это к лучшему, она себя с ума сведёт, если останется в зале.

— Ну и сюжетец у вас там — Чикаго! Правда, Джастин, уж точно не для слабонервных? — включилась в разговор Юлька. — Неплохо бы по рядам молоко разносить за вредность.

— Уж лучше виски или коньяк, — не понял советской заботы о трудящихся Джастин.

Перерыв подходил к концу, а Ева так и не появилась. «Видимо, прав был Борисыч, она с организаторами обсуждает детали выступления», — размышлял я.

У меня была уверенность, что за первое место мы сразимся именно с Горданом Грокменом, хоть сейчас впереди его и был англичанин. Постепенно зрители потянулись в зал, кульминация захватывающего зрелища, где за минуты становятся миллионерами, манила и завораживала. Отто, занявший четвёртое место, получил чек почти на миллион двести тысяч евро, а дальше — ещё больше, выходит, есть на что посмотреть.

Весь второй раунд Ева просто перестрадала. Ни один её собственный концерт не уносил столько сил, как эта игра. Она то вставала с места, то закрывала лицо руками, чтобы не видеть той назойливой строчки на табло, и прятала голову в плече Аркадия Борисовича. Вокруг публика тоже слегка бесновалась, активно обсуждая позиции игроков и накал их борьбы на английском, французском, немецком языках. И, конечно, понимая и сочувствуя девушке из России, эмоции которой передавались и им. Кто-то даже упомянул о загадочной русской душе, которая, впрочем, сейчас была как на ладони и вздрагивала, казалось, от каждого движения за столом.

Наконец, прозвучал гонг, приглашая на перерыв. Болельщица направилась к Михаэлю, но чьи-то руки вытащили её из толпы зрителей и оттеснили её хрупкую фигурку от друзей. За спиной стояли два огромных плечистых амбала.

— Неужели, девочка, ты могла подумать, что я забыл твои прекрасные зелёные глаза? — увидела она перед собой лицо Фредерика. — Твои эмоции заслуживают нашего пристального внимания, а забывчивость и невыполнение важной договорённости стоит твоей маленькой жизни.

— Я выполню ваши условия.

— Обязательно! После того, как сделаешь свою работёнку на саксофоне перед публикой после турнира, — принижая значимость Евы в этом бренном мире, прошипел Фредерик.

— Ты под нашим пристальным наблюдением. Не успеешь опомниться, как со своей дудкой будешь ублажаешь менее чувствительного к музыке клиента в обшарпанной комнатёнке дешёвого кафе в Бангкоке.

В ответ Фредерик Робер увидел как заискрили глаза гордячки холодным металлическим блеском, и понял, что в угрозах перестарался.

Ева вошла костюмерную и через некоторое время появилась в концертном платье.

— Поверь мне, мистер Хидли умеет быть щедрым с теми, кто выполняет поставленные задачи, — обескураженный красотой девушки, — попытался всё исправить Федерик.

Ева погасила свой гнев и вернула решимость, обретённую прошедшей ночью. Она спокойно выслушала инструкции о том, где её будет ждать автомобиль после выступления, как ей нужно вести себя в банке и как отвечать на возможные вопросы по столь крупной сумме. И что деньги она должна отдать самому Майклу Хиндли в его машине, номер которой она узнает позже.

Мы сели на свои места. Количество фишек в стэках заметно поубавилось, организаторы турнира обменяли их, подняв номинал каждой, поэтому стопка в полтора миллиона у Грокмена, занимавшего третью строчку и отстающего более чем на девятьсот тысяч от стэка англичанина, имела весьма скромный вид. Первые пять-шесть раундов никто не рисковал, дело порой не доходило до флопа. Пирамидка американца заметно убывала, съедали обязательные ставки, и он начал нервничать. Он понимал, что надо рисковать, но, видимо, приходила слабая карта, и он после малой ставки противника уходил в «пас». Наконец он коллировал ставку Тронтона. Крупье открыл очередной флоп: разномастные валет, семь, шесть. Грокмен объявил «All in», англичанин не торопился сбрасывать карты, он пристально всматривался в лицо соперника и, пытаясь найти какую-то подсказку, спросил, улыбаясь в рыжие усы:

— Наверно, у тебя две пары, что-то ты больно резво…. А если у меня два валета, не боишься?

— Давай посмотрим, я свой ход сделал, слово за тобой, — невозмутимо ответил Гордон. Время на обдумывание хода подходило к концу, англичанин ещё раз взглянул на свои карты, тяжело вздохнул и сбросил в «пас», тем самым заметно улучшив настроение американца. «Неужели блефовал? Что ж, выдержке позавидуешь», — подумал я, понимая, что с малым стэком другого пути у Грокмена просто нет. Тем временем американец стал играть более агрессивно. Делая приличные ставки или отвечая рейзом на наши, он создавал впечатление наличия у него хорошей карты и «воровал» анте и блайнды, понемногу увеличивая свой стэк.

Игра была на пике эмоций, когда появилась Ева. Приковав внимание публики к себе, она прошла к своему месту. Собранные вверх волосы, обнажая шею, придавали грациозность. Девушка была неотразима в бирюзовом платье, доходящем до середины колена и не скрывающем её стройные ноги, расшитым серебряным бисером с изящным рисунком и тонкой строчкой по декольте. По правому чулку сбоку спускалась вниз тонкая серебряная ниточка к маленькой бирюзовой бабочке, готовой взлететь с ножки, едва хозяйка сделает шаг в красивых туфельках на каблучках. Её сверлили глазами, ещё не веря, что перед ними всё та же впечатлительная зрительница, только теперь её лицо выражало совсем другие эмоции.

Очередной ва-банк американца на префлопе неожиданно коллировал Тронтон, я ранее сбросил свои карты. Англичанин гордо открыл пару тузов против короля и дамы червей расстроенного Грокмена. Первые три карты на столе — валет, семерка червей и десятка треф — кардинально изменили ситуацию. Сохраняя лидерство англичанина, они открыли Грокмену флэш-дро и стрит-дро, давая множество дополнительных аутов [27] Аут — (карт.) возникновение комбинаций в покере при выпадении нужной карты. . Даже в случае выпадения туза он уже играл на стороне американца. Гордон встал из-за стола, внимательно следя за выходящими картами, решалась его судьба. После разочарования при раскрытии карт, флоп дал ему шанс, а значит, надежду. Теперь на Тронтона жалко было смотреть, его взгляд выражал только одно: как можно проиграть с такой картой в «Heads up» [28] Heads up — (карт. англ.) игра один на один. . Он напрягся, подался вперед и, облокотившись на локти, следил за крупье. Восьмёрка бубей на тёрне не изменила ситуации, напряжение возрастало. Крупье бесстрастно открыл на ривере десятку бубей, и Тронтон, выдохнув с облегчением, рухнул в кресло — он выиграл. Грокмен, по-моему, увидел номинал карты ещё в руках крупье, поэтому, когда она опустилась на стол, он уже с достоинством принял поражение. Подойдя к Тронтону, Гордон пожал ему руку, поблагодарив за хорошую игру, а затем направился в импровизированную студию в сопровождении работников турнира давать интервью.