Ольга Лаврова - Побег

- Ты считал, я сопливенький! - упивался Багров властью оружия.

- Да нет, всем известно, что Багровы лихих кровей. Я считал, Михаил Багров - мужик с крутыми заносами и запутался в своей жизни, дальше некуда. Не помешает ему человеческий разговор. А выходит, человеческий разговор вам без надобности. Зачем было меня впускать?

- Зачем?.. - он уже как-то подзабыл и, ища объяснения, напал на гениальную идею: - А вот пальну ceйчас - еще одна пушка моя. С двумя-то я всех порешу, сколько ни сбегись!

"Недурно... Впрочем, он пьяноват, да и луна слишком уж круглая".

- Значит, полагаете, я пришел сглупа?

- Ясно, сглупа. Те вон, - кивнул Багров на дверь, - поди, не сунулись!

- Ошибаетесь, Багров. Поверьте, я умею достаточно быстро падать, чтобы вы промазали - рука-то вон подрагивает. И умею, падая, выхватить оружие и выстрелить раньше, чем успеете вы.

То была чистая правда, и все мышцы уже изготовились, и место на полу присмотрено.

- Так за чем остановка, майор Александр? - вдохновился Багров. - Попытай счастья. Может, и поживешь еще. До полковников дослужишься. А я до своей черты дошел, понял? Что ты меня, что я тебя... Жалко, одно дело не доделал... а так все едино!

Томин задумчиво хмыкнул. Конечно, и луна, и водка, и оружие - все влияет. Но главный корень - безысходное отчаяние. А откуда оно?

- Вы, кажется, и впрямь хоть сейчас на тот свет...

- От этого света меня с души воротит! Ну, давай, кто кого!

Серый квадрат наползал на Багрова, но еще не вобрал его целиком. Томин надеялся, что противник не отодвинется в тень, что его удержит у двери стремление следить за Гусевым и Иваном Егорычем.

Кувырком кинуться на пол, выстрелить и попасть - не проблема. Но куда при этом угодит пуля, Томин поручиться не мог. Да убережет Багрова луна.

- Ладно, дуэль так дуэль, - притворно согласился Томин. - Но зачем торопить судьбу? Дуэль потерпит.

Три раза повторил он красивое словечко. Пусть проникнет в сознание ли, в подсознание Багрова - куда пробьется. Главное, что дано имя. Оно предписывает соблюдение определенных принципов. Оно подразумевает, что соперники достойны друг друга и равны.

И уже по праву дуэлянта (а не инспектора МУРа) Томин спросил:

- Скажите, почему вы не явились в милицию, хотя дали слово жене?

- Этого ты не трожь! - запретил Багров.

Но дуэлянт Томин не послушался:

- Она сидела там, в дежурной части, и ждала. Принесла какие-то трогательные свертки с едой... Потом мы стали собираться за вами. Майя Петровна увидела, как заряжают пистолеты, и помертвела.

"И я обещал не стрелять в ее мужа... Ах, чтоб меня ободрало - обещал не стрелять!"

- Я пришел образумить вас, Багров.

- Замолчи, майор.

- Нет, раз начал, то договорю. Я ведь побывал в колонии и добрался до Калищенко. Калищенко - мразь и подлый врун!

- Кончай! - почти взмолился Багров, не в силах перенести еще один нравственный переворот.

- Минутку внимания. Мы намерены стреляться. Исход неизвестен, а перед смертью не врут. И я говорю вам: у вас нет дела в Новинске! Ни единый человек не допускает даже мысли о правоте Калищенко. Один вы. Почему?..

Багров забыл придерживать дверь, слушая Томина. Она покачивалась под ветром, все шире открываясь. Донесся скрип шагов. Багров выглянул.

- Кто там третий топает? - спросил без интереса.

- Наверное, шофер. Надоело ждать в машине. Но сюда никто не войдет, пока наш разговор не кончится... так или иначе.

...Двое снаружи чувствовали, что находятся под наблюдением, и Гусев загодя подал знак шоферу, чтобы тот не бежал: нельзя было выказывать тревогу.

- Товарищ капитан, сейчас передали по рации...

- Потише, Андрей.

- Багров вооружен! Сбил мотоциклиста, взял пистолет...

- Мать честная! - ужаснулся Иван Егорыч.

Гусев выразился более энергично.

Оба дослушали подробности и по-новому поняли поведение Багрова. Эх, минут бы на десять - пятнадцать раньше! А теперь что сделаешь, когда майор у него!

Удалось ему? Не удалось? Какая внутри обстановка? Чем помочь?

Гусев надумал:

- Ты, Андрей, закури и иди спокойно, будто обратно к машине. Потом тихо-тихо кругом сарая. Найди сбоку дырку, щель. Разглядеть вряд ли, но, может, хоть расслышишь, что там. Если майор в опасности, махнешь нам. Будем врываться.

Участковый тоже надумал и даже более мудро:

- Михаил Терентьич! - крикнул он. - Живой мотоциклист-то! В больницу свезли. Побился сильно, однако живой! Слышь, Михаил Терентьич?

- Слышу... - отозвался Багров после паузы.

И участковому полегчало; верно он угадал: Багров боялся, что на нем уже висит покойник. Теперь психике - разгрузка, а значит, и майору помощь.

Действительно, у Томина крепла уверенность, что возможен мирный исход. Он говорил и говорил, а Багров слушал. Это было уже очень много - что слушал. Конечно, не все слышал. Что-то пролетало мимо ушей, что-то глохло в толще недоверия, но что-то все же просачивалось.

Терзаясь противоречивыми чувствами, Багров пристально всматривался в лицо человека, белевшее шагах в трех. Друг? Враг? Рука с пистолетом была почти опущена, ноги едва держали. Если поверить, то снова жить. Но как поверить?..

- Мне кажется, я понимаю вас, Багров. Сначала Пал Палыч кое-что объяснил насчет вашего характера. Потом люди в колонии. Потом я приехал в Еловск и дослушал про вас остальное. Вспомните, в критические моменты вас всегда губила водка. Вот и сегодня дорвались - и сошли с рельсов. Немудрено после недели в бегах. Но еще не поздно. Еще есть выбор.

"Скоро сам растрогаюсь от своего красноречия. Неужели не проймет?"

- Если собственной жизни не жалко, пожалейте жену! Я вот, признаться, пожалел: обещал в вас не стрелять. Потому и распинаюсь Так что можете без опаски меня ухлопать... Она и сейчас наверняка сидит, как я ее оставил - белая от страха, от горя...

- Эх, майор! Еще вопрос, за кого она боится.

- Ну почему вы верите Калищенке?! Ведь сами били его за подлый характер!

- Кабы один Калищенко. А когда родная... - и оборвал.

"Родная - кто? Не дочка ли, "усвиставшая на рысях" неизвестно куда?!"

- Багров, что случилось после вашей встречи с женой? Ведь что-то же случилось! Скажите мне, может, вместе сообразим, где ошибка? Мы одни, между нами и останется.

Луна уплывала из окошка, и светлый квадрат сползал с Багрова и терял четкость.

Томин переступил с ноги на ногу и пошевелил пальцами в ботинках: подошвы стыли.

"Да-а, братец, мягкие тапочки только дома годятся".

В амбаре гуляли сквозняки. Дверь покачивалась с тихим басовитым скрипом.

"Давно бы уж назад ехали, кабы не уговоры. Досчитаю до двадцати. Если будет молчать, прямо назову Катю. Кто еще ему "родная"? А эта красивая злючка могла, могла!.. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь..."

Ветер снаружи разыгрался всерьез. В амбаре зашептались обрывки бумаги.