Наталья Александрова - Снежная Королева

— Садись за руль, — с трудом проговорил Николай сквозь сжатые зубы, — нужно отсюда быстро смываться… в нашем распоряжении не больше нескольких минут…

— Ты продержишься? — Лера вопросительно посмотрела на своего спутника.

Он утвердительно опустил веки.

Времени на раздумья не было. Лера выскочила из машины, открыла переднюю дверцу, вытащила мертвого Толика на дорогу и села на его место. Немой устроился рядом с ней. Выжав сцепление, Лера рванула с места.

— Нам в таком виде… дальше ехать нельзя.. — едва слышно выговорил Николай. — Скоро пост… сейчас… будет… поворот направо… Свернешь, там через шесть километров — грунтовка… по ней… доедешь до дома… там можно будет отсидеться…

Лера молча кивнула. Вскоре действительно показалась отходившая вправо от шоссе дорога. Она свернула на нее, покосилась на Николая:

— Эта?

Но он ничего ей не ответил. Лицо мужчины было мертвенно-бледным, глаза закрыты. Николай потерял сознание.

Лера прибавила скорость. Она опять от кого-то убегает, уходит от погони, это уже стало нормой. Каждый нерв напряжен, воля собрана в кулак, и она продолжает бороться. Вскоре от главной дороги ответвилась обещанная грунтовка, обсаженная густыми кустами шелковицы. Лера свернула на нее, и через несколько минут впереди показался высокий глухой забор, над которым возвышалась красная двускатная крыша двухэтажного дома.

Резко затормозив перед воротами, Лера вышла из машины и нажала установленную на калитке кнопку. Тут же за забором поднялся бешеный лай, как будто кнопка вместо звонка включила собак.

Лера беспокойно покосилась на машину: Николай был очень плох, и каждая лишняя секунда могла стоить ему жизни. Она еще раз нажала на кнопку.

— Ну кто там трезвонит? — раздался за воротами грубый, хриплый голос.

Калитка распахнулась, за ней стоял крупный, пузатый мужчина с зажатой в зубах трубкой, в резиновых сапогах и длинной кофте домашней вязки. Под мышкой у него было зажато ружье, а в руке он держал поводок, на котором ярилась огромная кавказская овчарка.

— Кого там черт принес? — проревел мужчина, окинув Леру неприязненным взглядом. — А ну, проваливай! Мы нищим не подаем и прохожих в дом не пускаем!

— У него кровотечение сильное! — выкрикнула Лера, чтобы перекрыть лай овчарки. — Он умирает!

— Одним подонком меньше будет, — равнодушно отозвался хозяин. — Я сказал — проваливай, или Акбара спущу!

Лера отступила на несколько шагов, оглянулась на машину, словно ища поддержки. И неожиданно поддержка пришла. Из машины выбрался немой и забормотал, размахивая длинными руками, как мельничными крыльями.

— Мосол? — удивленно проговорил хозяин дома и прикрикнул на собаку:

— Акбар, тихо! К ноге!

Собака по-прежнему клокотала от ярости, но прекратила лаять и прижалась к ноге хозяина. Немой ткнул рукой в сторону машины и громко, горестно замычал.

Человек с собакой подошел к машине, заглянул в нее и хлопнул себя по ляжкам:

— Черт, он же совсем плох! Что ты мне сразу не сказала?

— А вы меня слушали? — огрызнулась Лера.

— Некогда препираться, — отмахнулся мужчина и бросился открывать ворота, — подъезжай к крыльцу, скорее!

Лера подвела машину к самому дому и заглушила мотор. Хозяин легко, как ребенка, вытащил Николая из салона и понес его в дом. Собака бежала рядом, все еще рыча и взлаивая от возбуждения.

— Акбар, место! — прикрикнул хозяин, укладывая Николая на обеденный стол, со звоном полетела и шлепнулась на пол какая-то посуда, и повернулся к гостям:

— Мосол, вон чайник, вскипяти воды! А ты будешь мне помогать! Руки помой!

— Вы врач? — мимоходом спросила Лера, намыливая руки и судорожно тыркаясь в прыгающий носик рукомойника.

— Нет, — огрызнулся хозяин, выколачивая трубку, — но никого лучше поблизости все равно нет. И ни один настоящий врач его в таком виде не примет. Увидит свежий огнестрел и сейчас же побежит в милицию. Тем более кличка у меня подходящая — Хирург. Так что выбирать не приходится.

Он достал из шкафа острый, как бритва, складной нож, тщательно вымыл его, протер водкой. Другим ножом разрезал одежду Николая. Лера смоченным в водке бинтом протерла края раны, закусив губу, чтобы справиться с подступающей дурнотой.

Внезапно Николай открыл глаза и уставился на нее, не мигая. Зрачки его были удивительно расширены, и от этого глаза казались гораздо темнее, чем обычно. Губы его шевельнулись, словно он что-то хотел сказать, но не раздалось ни звука.

— Он… он смотрит, — прошептала Лера, покосившись на Хирурга.

— Ну смотрит, — отмахнулся тот, поднимая нож, — очень хорошо. Значит, живой еще!

— Вы так и будете резать — по живому?

— Мне еще с тобой возиться? Ладно, влей ему водки, легче будет! И сама выпей, если хочешь, а то еще в обморок грохнешься!

— Не грохнусь, — ответила Лера, крепче сжав зубы.

Он еще ее не знает! Она поднесла к бескровным губам Николая налитый почти до краев стакан, начала осторожно вливать водку. Раненый пил жадно, как воду. Часть водки пролилась мимо, потекла по подбородку. Лицо его немного порозовело, глаза посветлели.

— Хорош, — проговорил Хирург, — больше нельзя. Приступаем!

Он развел края раны обычным пинцетом. Лера старалась не отводить взгляда, чтобы быть полезной.

— Промокни рану тампоном, — скомандовал Хирург. — Мне ничего не видно!

Лера промокнула кровь сложенным в несколько раз бинтом, подала Хирургу продезинфицированный нож. Он осторожно погрузил лезвие в кровоточащую рану, повозился в глубине, перехватил пинцет и сильно дернул. Лицо Николая резко побледнело, глаза закатились, но он не издал ни звука.

— Вот она, — Хирург бросил на стол сплющенный кусочек свинца. — Ну вот, главное позади.

Важные органы, кажется, не задеты. Только крови много потерял.

Он посыпал рану белым порошком из стеклянного флакона и повернулся к своей ассистентке:

— Давай иголку, будем зашивать!

«Я выдержу, — беззвучно шептала Лера. — Я не покажу им свою слабость! Я докажу…»

Она, собственно, и сама не знала, что хочет доказать и, главное — кому. Этому крупному пузатому человеку с сильными крестьянскими руками и замашками мясника? Или бесчувственному, с закатившимися глазами Николаю? Или немому, застывшему у притолоки и внимательно наблюдающему за операцией? Или Акбару, забившемуся под стол и едва слышно поскуливающему? Скорее всего, себе. Именно себе она хотела доказать, что может переносить зрелище чужих страданий и крови. Пока что ей это удавалось. Пока все в норме. Если конечно не думать, что было бы, если бы на месте Николая оказалась она сама.

Как бы то ни было, Хирург аккуратно наложил последний стежок и выпрямился.

— Ну вот, все, что могли, мы сделали. Теперь все зависит от него. Налей-ка мне тоже водки!