Андрей Анисимов - Исповедь шлюхи

Солохин еще пребывал в пижаме, но Олег и его спутники на его костюм не обратили внимания. Они вошли в комнату, уселись на диван, и Голенев, поморщившись на громкий лай пса из ванной, приказал:

— Рассказывай.

— Что рассказывать? Я сам ничего не знаю.

— Что знаешь. Говори адрес базы, где покупал лодки? Кто отвечал за безопасность праздника. Куда делся сторож Корольков? Почему отказался от работы бухгалтер-охотник? Все по порядку и подробно.

Солохину скрывать было нечего. Он ответил на все вопросы.

Его не перебивали. Когда он закончил, Голенев попросил:

— А теперь опиши мне эту гонку. Как она началась, почему заплыв не сопровождали спасатели. Как получилось, что в лодке Тихона не оказалось спасательного круга. И сам момент, когда он тонул.

Солохин задумался:

— Круг у него был. Куда он делся в момент аварии, я не знаю. Жилет я ему лично надел, он его сам снял уже по ходу дела. А за гонкой я не очень смотрел. У меня забот в этот день полон рот. После заплыва намечалось большое застолье. Я бегал между поварами, собирал посуду, принимал напитки. Смотреть побежал, когда услышал крики. Лодка уже почти затонула. Мэр еще барахтался на воде. Вячеслав Антонович спешил ему на помощь. Но Стеколкин, видно, оторвался далеко вперед. Пока развернулся, пока подгреб, Тихон Иннокентьевич уже два раза уходил под воду. Когда Стеколкин прыгнул, его головы я уже не видел.

— Подожди, — остановил Голенев рассказчика: — Стеколкин подплыл на лодке, Тихон уже ушел под воду. Так?

— Да, так.

— Можешь сказать, сколько прошло времени между тем, как голова Тихона скрылась под водой и когда прыгнул Стеколкин?

— Точно не скажу. Может, несколько минут, а может, секунд. Такое создалось напряжение… Никто времени точно не считал. Не до того.

— Но это было недолго?

— Нет, очень быстро. Я думаю, меньше минуты.

— И сколько Стеколкин находился под водой? — Продолжал допрос Голенев.

— Долго. Мы уже начали волноваться, что и он не выплывет.

Трое афганцев переглянулись.

— Потом он вытащил Тихона. Так?

— Да, он вынырнул, и поплыл к своей лодке вместе с мэром. Но тот уже захлебнулся.

— Кто из гребцов в этот момент был ближе всех от места? — Спросил у кооператора Скворцов.

— Паперный. Директор молокозавода шел третьим, он сильно отставал, но к лодке Стеколкина подплыл раньше других.

— Надо переговорить с мужиком, — вслух подумал Голенев.

— Не помешает. — Согласился Хорьков. — Но главное, выяснить, кто приезжал на станцию и споил Королькова.

— И неплохо бы понять, где сам инвалид. — Добавил Сергей.

— Скажи, Николай, на этой лодке, что утонул Тихон, кто-нибудь хоть раз плавал? — Поинтересовался Голенев у кооператора.

— Нет, я их все спустил на воду за несколько дней до праздника. Как раз уезжал в Москву и хотел проверить, не текут ли. Старику строго-настрого наказал никому лодки не давать. Дед хоть и любил выпить, но голову не терял. Уверен, он не стал бы действовать самовольно.

— А как именно эта лодка досталась Постникову? — Поинтересовался Олег.

— Каждая лодка имела на борту имя. Эта называлась «Победа». Ее и предложили Тихону Иннокентьевичу.

— Кто предложил?

— Кажется, Стеколкин и предложил. Он сказал: «Вы победитель, вам она подходит».

Афганцы снова переглянулись.

— Интересный факт. — Голенев встал и прошелся по комнате: — А кто организовал праздник? Кто вел с тобой предварительные переговоры? С кем ты договаривался об оплате? Ведь ты на этом заработал?

— Ни копейки. Если честно, я хотел услужить начальникам, чтобы потом не доставали. Поэтому о деньгах речи не шло. А готовили пикник в основном Стеколкин, Курдюк и Максюта. Они несколько раз приезжали на станцию, и мы обо всем договаривались. Паперный тоже приезжал один раз. Но его дело — продукты. Он обеспечивал закуски и выпивку.

— Милиция тебя допрашивала? Что их больше всего интересовало?

— Я даже подписал бумагу с обязательством не покидать город. Допрашивал меня следователь Белянчиков. Он с женщиной-криминалистом два часа осматривал лодку, когда ее подняли, и в заводской брак не поверил. Белянчиков мужик дотошный. Но клянусь детьми, я тут ни при чем.

— Спасибо, Коля. — Голенев поднялся и вместе с товарищами направился к двери.

— Может, кофейку? — Предложил хозяин квартиры.

— В другой раз. Сейчас мы поедем к твоему охотнику-бухгалтеру. Надо понять, что его напугало…

— Дед скрытный. — Предупредил Солохин.

— Скрытный, да пужливый. Вот мы его и пужнем, — ухмыльнулся Хорьков.

Солохин закрыл за визитерами дверь и поспешил освободить Грома. Его овчарка давно перестала брехать и, высунув язык, развалилась на кафельном полу.

— Видишь, Гром, как все обернулось. Не знаю, уж поверили они мне или нет, — пожаловался кооператор: — Вот посадят меня в тюрьму, кто будет тебя прогуливать?

Пес побежал в кухню, где стояла его миска с водой. Лакал долго, брызгая с морды на пол, потом подошел к хозяину и лизнул ему руку.

Отто Вербер никогда в русской глубинке не бывал, Пожилой инженер за свою долгую жизнь несколько раз посетил Москву, но дальше Содового кольца советской столицы не видел. Отец Отто, Макс, когда-то жил в России несколько лет. Вербер-старший попал в плен под Сталинградом и работал на стройках по восстановлению разрушенных фашистами городов. Он много где потрудился и хорошо знал русский. Макс и сына учил русскому языку. Хотя Отто особых способностей в лингвистических науках не проявил, его тянуло больше к технике, поэтому он и стал инженером, но немного слов все же запомнил. И это ему весьма пригодилось в теперешней командировке.

В аэропорту Шереметьево путешественника никто не встретил. Немец огорчился, потому что в своей телеграмме мэр города обещал выслать за ним машину. Верберу удалось выяснить, что в Глухов можно доехать за восемь часов поездом, или за шесть междугородним автобусом. Несколько слов, которые он помнил, помогли добраться до автовокзала. С автобусом ему повезло, нужный рейс отправлялся через сорок минут. Этого времени немецкому инженеру едва хватило, чтобы разобраться с кассами, поменять марки на рубли и купить билет.

Сидя у окна, Отто Вербер с интересом разглядывал бегущие ему навстречу поля и перелески вперемежку с убогими деревеньками и грязными промышленными поселками. «И это страна, победившая Гитлера?» — удивлялся он. На семейных фотографиях отца и деда Отто видел нечто подобное. Так неказисто выглядел в начале прошлого века их родной городок Дормаген. Это было маленькое местечко, расположенное между Кельном и Бонном. Ребенком Отто вынужден был ездить на поезде учиться в Кельн, потому что своей школы в Дормагене не построили. Теперь его родной городок тоже не стал походить на Чикаго, но в нем появилось несколько дорогих ресторанов, «Дорматель» с бильярдной и огромным телевизором, где местные холостяки и любители улизнуть из дома смотрели новости, пили пиво и гоняли шары. От Кельна до их городка на машине всего двадцать пять минут пути. Поэтому трудоспособное население ездило работать на своих авто в Кельн или Бонн, который находился немного дальше. Сам Отто работал в Кельне, где и выпускали очистительное оборудование для цементных заводов. Каждое утро он садился в машину, чтобы ехать на работу, и каждый вечер возвращался в свой маленький домик. Отто любил Дормаген и не желал переезжать в Кельн. И причины для привязанности к родному местечку у него имелись. Отсутствие сутолоки, ухоженные садики частных домов с постриженными газончиками, вылизанный с мыльным порошком асфальт, рекламы банков и магазинов в центре делали сегодняшний Дормаген вполне опрятным и комфортным.