Наталья Александрова - Убей меня нежно

— Здравствуй, Андрей!

— Здравствуй, — он очнулся, — а что же все это значит? Шикарная машина, телохранитель, «Европейская», откуда же это?

Он увидел, как по лицу Ольги пробежала тень, потом она посмотрела на часы и сказала:

— У меня есть полчаса времени, если хочешь, мы можем выпить кофе здесь в баре. — Она немного помедлила. — Я тебя приглашаю.

Андрей вспыхнул, но промолчал, черт их знает, может, у них там на валюту. Они прошли мимо швейцара, свернули в бар, сели за столик. По дороге Андрей подумал, что Ольга, наверное, замужем за иностранцем, отсюда и «Европейская», и иномарка с шофером. Однако, когда она сняла перчатку, он не заметил обручального кольца.

— Как ты живешь? Ты замужем?

— Нет, Андрей, я не замужем.

— А откуда все это? — Она так его поразила, что он позабыл о приличиях.

— Машина и шофер — это от фирмы, я работаю в довольно крупной фирме.

— Что же это за фирма?

— Это в Новгороде, а здесь мы открываем филиал, а потом будет СП с итальянцами.

— И кто же ты в этой фирме?

— Я коммерческий директор, — она взглянула на часы, — живу я, конечно, не в «Европейской», но здесь у нас обед с итальянским представителем, так что, если у тебя есть еще вопросы, ты поторопись.

— Значит, после института ты уехала в Новгород?

— Да, так получилось, вот работаю не по специальности и живу там с мамой и дочкой.

Вот оно, надо поговорить о дочке, выяснить все. Почему-то при встрече с Ольгой он совершенно забыл о ребенке, если бы она сама не завела этот разговор, он бы и не спросил, потому что она абсолютно не походила на мать-одиночку.

— Сколько же лет твоей дочке?

— Скоро шесть.

Так и есть, это его ребенок, он так и знал, он в глубине души не сомневался, что она оставит ребенка. Он лихорадочно соображал, что бы еще спросить, как бы вызвать у нее интерес.

— А у тебя есть фотография дочки?

— Нет, ты знаешь, не захватила с собой.

Он готов был поклясться, что она сказала не правду, но ее намек он понял: не лезь не в свое дело, не навязывайся в папаши. Она отодвинула чашку, поднялась.

— Извини, у них не принято опаздывать. До свидания.

Не оглядываясь, она быстро пошла к выходу и исчезла в холле.

Он посидел чуть-чуть, раздумывая, не приснилось ли ему все. Но нет, она была здесь, говорила с ним, но ничего не спросила, как он живет, что с ним. И он вдруг ясно понял, что ее это абсолютно не интересует.

Он машинально взглянул на часы: Ленка уже закончила свои процедуры, мерзнет небось у машины и ругается. Он назло пошел пешком, не спеша, очень хотелось, чтобы Ленка устроила скандал, а уж он бы ей тогда ответил. Действительно, вон стоит у машины и головой вертит во все стороны. Увидев его, она уже открыла рот, чтобы заорать, но почему-то раздумала.

— Где ты был? — все-таки спросила она, с кряхтеньем усаживаясь в машину.

— Гулял, — ответил он с вызовом.

— Я тут жду, жду, возле машины бегаю, замерзла совсем.

— Ничего, тебе полезно, жиры свои растрясешь, а то скоро станешь, как мамаша, ни в одну дверь не пролезешь.

На такую откровенную грубость она сразу не нашлась, что ответить. Он рывком тронул машину с места, хотя знал, что у Ленки это отзовется в переломанных, плохо сросшихся костях. Про тещу он зря, конечно, сказал, ссориться с тещей не входило в его планы. В молчании они доехали до дома, он не вышел и не открыл дверцы перед женой, пускай сама выползает, охая, из машины, он ей не лакей. Поставив машину в гараж, он еще долго сидел в ней, курил и думал. Как она сказала? Коммерческий директор в крупной фирме? В его представлении порядочная женщина могла хорошо устроиться в жизни только одним способом: удачно выйти замуж. Или если родители какие-нибудь крупные начальники, пристроят на хорошее место. Хотя это не всегда, взять хоть вот Ленку, куда ж ее пристраивать? Даже если бы не та авария, все равно у нее мозгов не хватит, чтобы на приличной работе удержаться, никакой папочка не спасет. Но чтобы так, как Ольга, быстро выдвинуться, без всякой поддержки… За что, каким образом? Спала она там со всеми, что ли? Но он знал, что это не так, она никогда бы не стала этого делать. Еще из школы он твердо усвоил урок: будь ты хоть семи пядей во лбу, ты ничего не достигнешь, если они там, наверху, не дадут тебе хода. У них там свое государство в государстве, они избранные. И вот теперь оказалось, что все может быть по-другому, что есть люди, которым не нужно одобрение всех этих партийных боссов, они умеют работать, зарабатывать деньги и плюют на все это начальство. И выходит, что он, Андрей, ошибся, не правильно рассчитал всю свою жизнь? Как же он так прокололся? Но нет, не может быть, это случайность, а его расчеты верны. Не зря же он потратил столько сил и так рисковал. С тяжелым сердцем он пошел домой.

Кастет заставил себя ждать, приехал на час позже условленного времени. В ожидании Николай Степанович не находил себе места, ходил по квартире, как тигр по клетке, нашел пачку сигарет и выкурил штуки четыре — а ведь уже пять лет не курил, врачи запретили, когда попал с сердечным приступом в больницу. Увидев четыре окурка в пепельнице, он тихо чертыхнулся — вот ведь до чего нервы расшалились, пятую сигарету положил на место, взял себя в руки.

Наконец появился Кастет. Приехал не один, с Пантелеем. Пантелей был его старым телохранителем и, можно сказать, духовником: Кастет одному ему доверял, как самому себе, советовался в трудных случаях, ничего от него не скрывал. Пантелей был, пожалуй, даже старше самого Кастета, но в нем чувствовалась такая звериная сила, что молодые накачанные ребята не рисковали сцепляться с ним даже по ерунде. Он был худ, широкоплеч и жилист; на его темном морщинистом лице бледно-голубые глаза горели таким холодным огнем, что Николая Степановича невольно передернуло.

Пантелей молча сел в уголке, а Кастет подошел к Купцову.

— Ну, что случилось? Чего звал?

— Матвей, такое дело… Останови своих орлов. Нельзя эту бабу убивать, Ольгу эту.

— Что так? — Кастет смотрел на него явно насмешливо.

— Прихватили меня. Если ее убьют, мне хана. А киллера твоего, которого ты послал, замели сразу же, у нее на квартире.

Николаю Степановичу казалось: что если он будет разговаривать с Кастетом на его языке, то так они скорее договорятся, так Кастет скорее его поймет и послушает, но, похоже, у Кастета свое мнение на этот счет.

— Ты что же думаешь, Кастет — сявка мелкий? Сегодня — Кастет, помоги, — а завтра — ах, извиняй, человек хороший, мы это пошутили! Если бы я так свое слово менял, я бы до таких лет среди волчар своих не выжил.

— Матвей, говорю, за горло меня взяли, если с ней что случится, мне — гроб.

Кастет уставился на него долгим тяжелым взглядом.

— Ну. Что ж… Гроб, говоришь… Гроб — дело обязательное. Каждого раньше или позже ожидает. А кого раньше, кого позже — это уж как повезет. Ну ты не пугайся попусту-то. Что-нибудь придумаем. Ты вот что… Есть у тебя картинка одна.