Андрей Троицкий - Звонок другу

Костян, не отходя от стола, перевернул страницу и подчеркнул: «Не более тысячи долларов». Завазальский молча кивнул головой. Костян, усевшись на диван, выгреб из бумажника всю наличность, Рама долго шарил по карманам, собирая недостающие сто долларов. Журнал снова лег на стол. Завазальский, ловко вытряхнув из него купюры, выдрал листы, на которых были сделаны пометки, и, скомкав бумагу в большой шар, бросил его в корзину, уже до половины заполненную выдранными из журнала страницами. Сохраняя молчание, взял документы, не поворачивая головы, передал их Раме.

Кот и Рама вернулись с таким видом, будто только что похоронили близкого родственника.

— Сука мусорская, — сказал Рама, тросиком прикручивая капот к движку. Захлопнув капот, он сел на водительское место и сунул документы в ящик для перчаток. — Хрен теперь какая сука капот откроет.

— Ну, чего там было? — спросил Килла.

— Все лавэ пришлось мусору слить, — ответил Кот. — Вообще охренел. Прикинь, полторашку попросил. Да, Рама? Еле-еле на косарь его уболтали.

— Хрен теперь туда кто залезет, — Рама рванул с места. — Замучаются открывать.

Ошпаренный, пересевший на переднее сиденье, врубил магнитолу.

— Да выключи ты эту херню, — рявкнул Рама.

— Петя, эту херню написал Маллер.

— А кто это? Я не знаю, что это за хрен такой. Я ведь, в отличие от тебя не заканчивал музыкальной школы. Поэтому мне по барабану Малин или Шмалин…

— Заткнитесь все, — сказал Кот и обратился к Раме: — Ехать будем по второстепенным дорогам, не сворачивая на федеральную трассу. Иначе менты нас из бумера вытряхнут на следующем посту. А клеить их на лапу больше денег нет. Конечно, так дорога почти вдвое дольше получится. И поедем медленно. Но тут хотя бы есть шанс, что мы допрем до Вятки.

Попасть в кабинет Леонида Елагина оказалось совсем просто. Ольшанский сделал один телефонный звонок и услышал «приезжай». По дороге он до мелочей продумал все, что должен сказать, но, когда переступил порог, все заготовки вылетели из головы.

— Видишь, в какой тесноте прозябаю, — усадив гостя в кресло, Елагин развел руки в стороны. — Но скоро все это кончится. Переезжаем в новое здание на Ленинском.

— Обязательно загляну, — пообещал Ольшанский, кончиками пальцев поглаживая перебитый нос. Повязку сняли, но шнобель еще выглядел, как переспевшая слива. Какой-то синий, бесформенный. — Если пригласишь.

Елагин сумел закрепиться в Москве, присосавшись к некоему Проценко, большому человеку. По слухам, это был очень влиятельный мужик, который давно легализовал свои деньги и теперь старался навсегда забыть свое гангстерское прошлое. В его жилетном кармане свободно умещалось несколько крупных предприятий, сеть ювелирных магазинов, золотой прииск и десяток купленных с потрохами чиновников. Леня Елагин, который всегда чуял, куда дует ветер и откуда пахнет деньгами, возле этой сытной кормушки уже не первый год и входил в ближнее окружение своего босса.

— А ты все тот же, — сказал Леня, усаживаясь за стол. — Тебя как заморозили, даже помолодел. Если, конечно, не разглядывать под микроскопом твой красивый нос.

Со времен бурной краснодарской молодости Елагин сильно изменился. Астеническая худоба пропала, Леня наел морду, на висках пробилась седина. Короче, он стал таким сытым и вальяжным хрычом, которого на хромой козе не объедешь. По тем отрывочным слухам, что доходили до Ольшанского, дела Лаги не шли, а просто перли в гору. Он выкинул в помойное ведро золотую цепь и перстни, вывел татуировку на правой руке: череп с ножом в зубах и надпись: «Смерть ментам, привет кентам». Сменил спортивный прикид на французский костюм, место подержанного фордика с ржавыми крыльями в гараже занял десяток породистых машин.

Среди любовниц больше не встречались продавщицы из коммерческих палаток, вместо них нарисовалась молодая актриса, блеснувшая в парочке фильмов, и фотомодель, попадавшая на обложки модных журналов. Елагин занимал этот небольшой кабинет в офисе фирмы, название которой ничего не говорило постороннему человеку. Охранников в здании, как грязи в общественном нужнике, у подъезда Леню ждал джип «линкольн» и машина сопровождения, набитая вооруженными мордоворотами.

На теплый прием Ольшанский не особо рассчитывал, понимая, что все мужики, даже такие приличные, как Елагин, в душе — последние свиньи. Люди слишком быстро забывают все хорошее. В свое время еще в Краснодаре Ольшанский оказал Лаге несколько услуг, даже деньгами помог, когда тот вернулся домой после длительных каникул на зоне, голый и без гроша в кармане, без связей. Но сквозь прошлое давно проросла трава забвения. Какой дурак в наше время долго помнит добро.

— Вообще-то я думал, что ты свяжешься со мной, как только приедешь в Москву, — сказал Лага. — Но ты даже не позвонил. Я уж грешным делом немного обиделся. Решил: ты забываешь старых друзей.

— Виноват, — кивнул Толмач. — Боялся, что ты не очень захочешь со мной разговаривать. Я же вижу, понимаю разницу. Кто в этом городе ты, и кто здесь я. Так, величина близкая к нулевой. Думал, немного расправлю перышки, встану на ноги и обязательно брякну. Дам о себе знать. Я ведь не забыл тебя, ничего не забыл.

— Ну, рассказывай. Как жизнь?

— Что рассказывать? — Ольшанский потер кончиками пальцев сломанный нос. — Разве по мне не видно? Хорошо базарить, когда фарт катит. А тут одна непруха.

Лага снял трубку трезвонившего телефона, с кем-то коротко переговорил, закончив разговор, посмотрел на собеседника пустыми глазами, словно старался вспомнить, о чем, собственно, шла речь. И вообще: кто сидит перед ним.

— Ты извини, — сказал Лага. — Только у меня времени буквально пятнадцать минут. Если можно, короче.

— Хорошо. Понял.

Ольшанский чувствовал себя скованно, говорил не то, что готовился сказать. Надо было вспомнить старую дружбу, потрепаться об общих знакомых, живых и мертвых, а потом перейти к делу. А он начал с мелочных оправданий. Чтобы немного развязался язык, хотелось глотнуть чего-нибудь покрепче газированной воды, но Лага не предложил вмазать по сто за встречу, а самому просить не хотелось. Пришлось перейти к сути проблемы.

— Я пришел к тебе с просьбой. Впрочем, к тебе только с просьбами идут. Короче, тут один штымп меня круто обул. Да что там обул, блядская муха… Он меня в дерьмо окунул и обратно на свет божий не вытащил.

— Вообще-то я в курсе твоих проблем. Сорока на хвосте принесла. Ты открыл зал игровых автоматов, а тебе что-то там разбили, испортили. И тебе по носу перепало. Так?

Да, у плохих вестей длинные ноги. Вот уже Лага все знает.

— Этот кекс со своей бригадой увел мой бумер, — сказал Ольшанский, и голос его задрожал. — Лучше бы он с моей любимой бабой потерся. А потом забрал ее в наложницы или продал в публичный дом. Единственное, чего я хочу, — найти того мудилу. И сделать из него мусор, потому что нет понта оставлять его живым.