Наталья Александрова - Логово скорпиона

Женщина проснулась, но долго не открывала глаза. А вдруг — думала она — весь кошмар предыдущих дней приснился, померещился ей, и сейчас она окажется в двухместном гостиничном номере на Лазурном берегу… Да черт с ним, с Лазурным берегом! Она рада была бы проснуться в своей захламленной коммуналке на Лермонтовском проспекте… Но увы, действительность была куда мрачнее, и даже не открывая глаз, она знала, где находится. Об этом говорили запахи и звуки — запах ржавого металла, сырого дерева, запах человеческого страдания; звук гулко лязгающих металлических дверей, звук тяжелых шагов, плеск воды, ровный гул работающего мотора.

И еще качка — ровная, бесконечная, изматывающая… Но именно благодаря качке женщина смогла заснуть и забыть на какое-то время ужас своего положения. На какое-то время…

Она не знала, сколько проспала, не знала, какой сейчас день и даже какое сейчас время суток… Она смутно припоминала только, что сейчас лето.

Женщина открыла глаза и рывком села на железной койке. При этом она ударилась головой о потолок своей камеры — или каюты? или собачьей будки? Именно на собачью будку было похоже это помещение размерами. Но в отличие от будки, все здесь было железным — пол, стены, потолок. И эта качка, эта ужасная, сводящая с ума качка…

— Дайте воды! — закричала женщина. — Дайте умыться! Дайте зеркало! Выпустите меня, сволочи!

За железной дверью послышались шаги.

— Опьять она кричит, — с неодобрительным удивлением сказал низкий голос с сильным акцентом, должно быть, тот араб со сросшимися бровями и синеватой от бритья кожей, который нес три дня назад ранним утром ее чемоданы по набережной в Антибе, любезно улыбаясь и заглядывая в глаза с преданностью воспитанной собаки.

Как страшно он изменился, стоило катеру выйти в открытое море!

— Опьять она кричит, — недовольно повторил араб. — Она мне очьень надоела. Скажи ей, чтобы не кричала.

— Черта с два я буду ей что-нибудь говорить! — пробурчал в ответ второй голос, принадлежавший безусловно мосье Полю, так представился ей тот рыжий здоровяк, соотечественник, усиленно изображавший француза. — Пускай она там орет, хоть глотку себе сорвет.

— Она мне очьень надоела, — со злобной настойчивостью повторил араб.

— Потерпишь! — раздраженно выкрикнул Поль. — Дауд за нее заплатит!

— Э! Вряд ли Дауд за нее заплатит, — протянул араб, — она страшный, как шайтан.

Несмотря на ужас своего положения, несмотря на унижения и страдания последних дней, женщина обиделась.

— Сволочи! — закричала она с новой силой. — Выпустите меня немедленно! Я имею право встретиться с послом!

— Ну до чьего же она мне надоела, — тоскливо пробормотал араб. — Давай убьем ее? Дауд все равно за нее не заплатит! Она только принесет это.., как по-вашему.., неудача.., а у нас груз…

Женщина почувствовала, как в жаркой духоте железной тюрьмы ее пронизал озноб. Она замолчала, забралась с ногами на койку и сжалась в комок. Жизнь, даже такая ужасная, была по-прежнему дорога ей, она цеплялась за нее и готова была к новым унижениям и страданиям, только бы остаться в живых.

— Ну вот видишь, — миролюбиво произнес Поль, — она замолчала. Ты доволен?

— Нэт! — решительно и зло рявкнул араб. — Я нэдоволен! Она мне очьень надоела. Даже когда не кричит. А если придет береговая охрана?

— Ладно, — покладисто проговорил Поль, — давай переведем ее в четвертый отсек.

Араб неожиданно обрадовался. Он засмеялся неприятным булькающим смехом и, отсмеявшись, сказал:

— Хорошо. В четвертый отсэк. Мне нравится четвертый отсэк.

Железная дверь лязгнула, в каморку проник слабый разреженный свет. Женщина съежилась, она не хотела покидать свое временное пристанище. Как ни плохо здесь было, но загадочные слова «четвертый отсек» испугали ее еще больше, а особенно страшен показался ей булькающий смех араба и его злобная радость.

— Не хочу! — взвизгнула она, когда сильные мужские руки сдернули ее с койки. — Не хочу в четвертый отсек!

— Нэт, она мне очьень надоела, — грустно сказал араб и жестоким пинком вытолкнул женщину в коридор, дохнув на нее густым запахом дешевого вина и чеснока.

Почти ничего не видя и не слыша от страха, женщина шла туда, куда вели ее мучители, — по узкому коридорчику, затем вниз по железной лесенке… Куда еще вниз? Они и так были под палубой… Но вот ее втолкнули в крошечное помещение, еще более тесное, чем прежде, и закрылась за ней не дверь, как раньше, а круглая крышка люка, и потом эту крышку наглухо завинтили. Здесь, в четвертом отсеке, она едва могла повернуться… Да и что толку было поворачиваться — вокруг была только темнота, влажная жаркая темнота. И какой-то странный звук… Она прислушалась. Это было журчание льющейся воды.

И эта вода была уже у нее под ногами.., она поднялась ей до щиколоток.., вот уже до колен…

Женщина все поняла. Она не стала кричать, не стала бить кулаками в стены или в люк. Это было бесполезно. Вода поднималась и поднималась, неотвратимо, как сама смерть. Впрочем, вода и была смертью. Сначала женщина присела на корточки — она так устала, что ноги ее не держали. Но очень скоро вода поднялась так высоко, что женщина едва не захлебнулась.

Тогда она встала, чтобы выиграть у необратимо надвигающейся смерти хотя бы несколько минут. Вода была ей уже по грудь.., по горло…

Женщина поднялась на цыпочки, чтобы сделать еще один глоток воздуха, еще один глоток жизни. Но потолок в четвертом отсеке был расположен очень низко, она уперлась в него головой. Дальше отступать было некуда.

Она вдохнула воздух последний раз. По ее щекам текли слезы, но вода поднялась еще выше, и слезы растворились в ней.

Часть первая

СЫР В МЫШЕЛОВКЕ

Лифт, конечно, не работал. Нужно было пешком тащиться с тяжеленными сумками на шестой этаж. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Рита поднималась по лестнице, последними словами костеря своего единственного племянничка. Ведь она послала ему телеграмму. Просила встретить…

И сорок минут как дура проторчала на вокзале — все надеялась, что Сережка наконец появится. Ну устроит она ему трепку!

Вот наконец и сто тридцать вторая квартира. Из-за двери доносились оглушительные звуки музыки (если, конечно, это можно было назвать музыкой).

Рита еще больше разозлилась и нажала на кнопку звонка, решив не отпускать ее, пока ей не откроют.

Впрочем, открыли на удивление быстро.

В дверях стоял очень противный и толстый парень с длинными сальными волосами и маленькими глазками, лишенными всякого выражения.

— Ты кто? — спросил длинноволосый, окинув Риту с ног до головы липким и наглым взглядом. — Я думал, это Ленка с пойлом вернулась.