Джон Гришем - Брокер

Бриош был забыт, зеленые глаза сузились. Марко чувствовал, что сейчас последует некая тирада, быть может, пересыпанная крепкими словечками как на английском, так и на итальянском. Он огляделся вокруг и подумал, что в баре «Фонтана» у коммунистов может оказаться над ним явное превосходство.

А что дал капитализм Марко?

Рудольф улыбнулся, пожал плечами и с некоторой грустью в голосе сказал:

– Может, вы и правы, но так забавно было считаться коммунистом тридцать лет назад, особенно в Техасе. Вот были денечки.

Марко кивком указал на итальянскую газету:

– А газеты из дома почитываете?

– Мой дом здесь, друг мой. Я стал итальянским гражданином и в Штатах не был лет двадцать.

Бэкман немного успокоился. После освобождения он американских газет не видел, но полагал, что о помиловании писали немало. Быть может, напечатали и старые фотографии. Похоже, Рудольф понятия не имеет о его прошлом.

Марко подумал, уж не такое ли будущее ждет и его – итальянское гражданство. Если вообще какое-нибудь. Неужели и через двадцать лет он все еще будет слоняться по Италии, если и не оглядываясь все время через плечо, то вечно думая о том, что его ждет?

– Вы сказали «дом», – прервал его мысли Рудольф. – Это США или Канада?

Марко улыбнулся и кивнул куда-то вдаль.

– Где-то там, уж точно. – Вышла ошибка, которой следовало избегать. Чтобы поскорее сменить тему, он сказал: – Я первый раз в Болонье. Не знал, что это центр итальянского коммунизма.

Рудольф поставил чашку и, почти не разжимая губ, смаковал последний глоток. Затем обеими руками мягко зачесал бороду назад, подобно коту, прилизывающему усы.

– Болонья – это много чего, друг мой, – сказал он, словно приступая к долгой лекции. – В Италии она всегда была центром свободомыслия и интеллектуальной свободы, отсюда ее первое прозвище – la dotta, что значит «ученая». Потом Болонья стала прибежищем политических левых и заслужила второе прозвище – la rossa, что значит «красная». А еще жители Болоньи всегда очень серьезно относились к тому, что они едят. Они уверены, и, наверное, неспроста, что этот город – желудок Италии. Отсюда третье прозвище – la grassa, толстушка, слово, полное теплоты, хотя тут вы почти не встретите тучных людей. Я был толстым, когда приехал. – Он гордо постучал себя по животу одной рукой, другой отправляя в рот вторую половину булочки.

Внезапно Марко пронзила ужасная мысль: а вдруг Рудольф из числа приставленных к нему соглядатаев? Член той же команды, что Луиджи, Эрманно и Стеннет или кто еще там прячется в тени, стараясь обеспечить его безопасность? Конечно, нет. Конечно, этот человек профессор. Оригинал, неудачник, стареющий коммунист, нашедший приют вдали от дома.

Мысль ушла, как пришла, но не забылась. Марко дожевал бутерброд и решил, что они заговорились. Внезапно он вспомнил, что опаздывает на поезд – очередная поездка для осмотра достопримечательностей. Он кое-как выбрался из-за стола. Рудольф тепло пожелал ему удачи.

– Я здесь каждое утро, – сказал он. – Приходите, когда вам не надо будет спешить.

– Grazie, – сказал Марко. – Arrivederci.

Улица Ирнерио пробуждалась к жизни, крошечные фургоны начали развозить товары. Два шофера затеяли перепалку и обменивались беззлобными ругательствами, которых Марко не дано было понять. Он поспешил прочь, подальше от кафе, на тот случай, если его новому приятелю Рудольфу вдруг придет в голову задать еще какие-нибудь вопросы. Он свернул на боковую улочку, Капо-ди-Лукка, – названия были четко обозначены и их легко было найти на карте города – и зигзагами направился в сторону центра. Он миновал еще одно маленькое уютное кафе, вернулся и зашел, чтобы выпить чашку капуччино.

Здесь коммунисты его не беспокоили, никто даже не заметил его появления. Марко, или Джоэл Бэкман, предался наслаждению – вкуснейший крепкий кофе, теплый, насыщенный ароматами воздух, тихий разговор и смех посетителей. В данный момент ни одна живая душа в мире не знала, где он находится, и это было удивительно приятное чувство.

По настоянию Марко утренние занятия начинались в восемь, а не на полчаса позднее. Студенту Эрманно хотелось поспать подольше, но он не устоял под нажимом ученика. Марко являлся на урок, назубок выучив очередной список слов, отработав ситуативные диалоги и с горячим желанием впитать в себя новую порцию иностранного языка. Он даже предложил учителю начинать уроки в семь утра.

В то утро, когда состоялось знакомство с Рудольфом, они усиленно занимались два часа без перерыва, и вдруг Марко сказал:

– Vorrei vedere l'universita. – Я хотел бы посмотреть университет.

– Quando? – спросил Эрманно. – Когда?

– Adesso. Andiamo a fare una passeggiata – Сейчас. Давайте прогуляемся.

– Penso che dobbiamo studiare. – Думаю, нам надо заниматься.

– Si. Possiamo studiare a camminando. – Будем учиться на ходу.

Марко уже встал из-за стола и схватил пальто. Они вышли из навевающего тоску здания и направились в сторону университета.

– Questa via, come si chiama? [15] – спросил Эрманно.

– Ё Via Donati, – ответил Марко, даже не взглянув на указатель.

Они остановились перед заполненным людьми магазинчиком, и Эрманно спросил:

– Che tipo di negozio e questo? – Что это за магазин?

– Una tabacheria – Табачная лавка.

– Che cosa puoi comprare in questo negozio? – Что тут можно купить?

– Posso comprare molte cose. Giornnali, riveste, franco-bolli, sigarette. – Много чего. Газеты, журналы, марки, сигареты.

Прогулка вылилась в называние на ходу того, на что падал глаз. Эрманно указывал и спрашивал:

– Cosa e quello? – Что это такое?

Велосипед, полицейский, синяя машина, городской автобус, лавка, мусорный ящик, студент, телефонная будка, собачка, кафе, кондитерская. За исключением фонарного столба Марко быстро называл итальянское слово. И важнейшие глаголы – гулять, говорить, видеть, учиться, покупать, думать, болтать, дышать, есть, пить, спешить, вести машину, – список которых был бесконечен. Марко всякий раз словно имел наготове их перевод.

Сразу же после десяти утра университет наконец начал пробуждаться к жизни. Эрманно объяснил, что здесь нет ни центрального кампуса, ни четырехугольного здания, обрамленного ровными рядами деревьев в американском стиле. Universita degli Studi размещался в десятках красивых старинных зданий, многим из которых уже перевалило за пять столетий, и большая их часть вытянулась во всю длину улицы Замбони, хотя за истекшие века университет разросся и занимал уже внушительную часть Болоньи.

Урок итальянского был забыт. Они проходили кварталы, захлестнутые волной студентов, спешивших в аудитории или выходивших после занятий. Марко поймал себя на том, что ищет глазами старого седовласого человека – его любимого коммуниста, первого реального знакомого, который появился у него после тюрьмы. Он уже твердо решил, что обязательно повидается с ним еще раз.