Василий Ардаматский - Избранное. Компиляция. Романы и повести 1-13

— Вот и въехали мы с вами в большие ворота, в большое дело. Но, увы, сие нам и не по силам, и не по субординации. Утром я еду в союзную прокуратуру договариваться о передаче им дела. Но в интересах же дела буду предлагать вас обоих в их следственную группу. Не возражаете?

— А как же вы тут без нас? — спросил Куржиямский.

— Стерпим, сдюжим. Но и по сути ваше участие будет полезным. И для вас самих — тоже. Пройдете там хорошую учебу. Наконец, не хочется остаться на обочине, когда так хорошо начали. Верно?

Уже на другой день Куржиямский и Зарапин были включены в следственную группу союзной прокуратуры и приступили там к работе.

Возмездие неотвратимо, и это знают все преступники, уже сидящие за решеткой. Еще не сидевшие тоже, в общем, знают, но надеются на удачу…

Залесский был на редкость удачливый преступник, но и он ожидал и боялся возмездия. Однако, как и все, кого оно пока не коснулось, он полагал — не будучи, впрочем, до конца в этом уверен, — что он может оказаться исключением, так как он-то уж предпринял все возможные предохранительные меры. Но почему он уверен в этом не до конца? Все дело в том — и так бывает всегда, — что он не один, а уже за второго он поручиться не может.

Недавно Залесский отправил в Москву Гонтаря, и тот уехал что-то без особой охоты, хотя раньше, бывало, только заикнись — и у него уже билет в руках. Вечером они разговаривали дома у Залесского. Сидели за столом, водочка — в графине, но Гонтарь пить отказался. Опустошил графин один Залесский, он последнее время что-то пристрастился к горячительному.

— Так чего ж вы не хотите ехать? — спросил Залесский.

— Сам не знаю… — пробурчал Гонтарь.

И вдруг Залесский, глядя в глаза Гонтарю, тихо пропел:

Гонтарь весьма удивился познанию Залесским тюремных песен.

Залесский коротко рассмеялся и строго спросил:

— Поняли, на что я намекаю?

— Чего же тут не понять? — обиженно ответил Гонтарь. — Уж который раз вы даете мне понять, что во мне не уверены.

— А что? Не было основания? — быстро спросил Залесский. Гонтарь промолчал. — Забыли ту историю в Николаевской области, когда вас чуть не взяли за шиворот?

— Легко судить. Вы сидите на отдалении, а я с опасностью глаза в глаза каждый день.

— Все зависит только от вас. Когда тот николаевский деятель взъярился, вам надо было сразу все перевести в шутку и спросить: не продает ли кто в их колхозе дом? И опасности как не бывало. А вы бросились удирать. Не умно. Не умно… только в том и дело. Ну ладно, обиды строить не надо, дело-то у нас одно, и мы друг за друга в ответе, а я-то постарше, могу когда и поучить. — Залесский налил рюмку и проговорил торопливо: — Чтобы все в поездке было о’кей…

Гонтарю надо было рано вставать, ехать на аэродром, и он, получив последние указания, вскоре ушел. Залесский в одиночку допил водку и лег спать. Сон не приходил, а тревога не уходила.

На другой день утром он узнал, что двух председателей колхозов из Херсонской области, которых недавно обрабатывал Гонтарь, вызывали в областную прокуратуру. Конечно, их могли вызвать по тысяче других поводов, но почему именно их и только их?

Залесский заперся в своем кабинете в «Сельхозтехнике» и ходил из угла в угол. Вот когда тревога была уже не просто логическим предположением, а реальностью, имеющей адреса и имена…

Но все же это был еще не страх… Ведь вся его сознательная жизнь в общем прошла неспокойно, и к тому были достаточно серьезные основания. Чего стоит один оккупированный Львов, когда он работал в гестапо, — он же действительно в рубашке родился, если и это прошло ему безнаказанно… А встреча в ФРГ с тетушкой и еще кое с кем во время туристского круиза? А их вместе с Ростовцевым жульническая панама на юге? Все ему сходило, но тревога не покидала никогда. Как бы он порой ни уверял себя, что бог есть и ему благоволит, вся жизнь его шла как бы под спудом тревоги, и это сильно мешало ему ощущать радость своей удачливости. Примерно полгода назад он окончательно решил, что пора ему уезжать за границу, хотя от получения опасных открыточек оттуда избавился, все-таки ту встречу в ФРГ он держал в уме как возможный исход из мира тревоги. Дома у него в хитром тайнике было уже собрано немало драгоценных «камушков», золотых вещей и даже долларов, — по его подсчетам, этого, хватило бы ему на первые несколько лет безбедной жизни за границей. А затем — и вот в этом он был абсолютно уверен — он сумел бы прочно врасти в ту жизнь. К этому он готовился осторожно, втайне изучал туристские маршруты и удобные для него страны, но даже с женой разговора об этом пока не заводил…

Залесский сел за стол и, сжав голову руками, стал думать…

Почему не возвращается из Москвы Гонтарь? Правда, он звонит оттуда почти каждый день и, если ему верить, действительно выполняет там его поручения, но из-за всяких обстоятельств, вполне, надо сказать, достоверных, дела затягиваются. И все же третьего дня он строго сказал ему, чтобы немедленно возвращался, не окончив дел, а его все нет, хотя билет на обратный авиарейс ему был куплен еще здесь.

Залесский не знал, что все последние разговоры с ним по телефону из Москвы Гонтарь проводил из кабинета Куржиямского и под его руководством. Гонтарь с охотой участвовал в этой телефонной игре: мстил, что ли, Залесскому за то, что тот держал его в черном теле. С охотой-то с охотой, но не с уменьем, и, может быть, поэтому Залесский что-то неладное почувствовал и тут…

Этим утром Залесскому показалось, что за ним ведется слежка. Весь день он то из-за цветка в окно наблюдал за улицей, то покидал службу и мотался по Донецку, проверял «спину», но нет — позади все было чисто. Ничего не изменилось и на службе. Наоборот — он всегда считал, что руководитель «Сельхозтехники» относится к нему прохладно, а тут вдруг зашел к нему в кабинет, справился о здоровье и предложил съездить вместе с ним в Херсон — в порядке изучения опыта посмотреть, как там идет распределение техники. Но почему именно в Херсон? Не скрыт ли в этой поездке подвох? Ведь в этой области они с Гонтарем недавно обработали семерых клиентов. Двое из них вызваны в прокуратуру…

Залесский ехать отказался — остерегался покинуть Донецк.

Вот еще очень тревожное — ночью ему домой позвонил из Москвы Ростовцев и говорил так иносказательно, что Залесский, признаться, не все и понял.

— Здорово, дружище! Ты что — спал? А лучше бы нам с тобой не спать, — начал разговор Ростовцев. — Как настроение? Нормальное? Очень рад, но ты получше осмотрись, тогда оно у тебя будет еще нормальнее. Помнишь жару в Ростове? А в Донецке такие деньки бывают? У нас в Москве такого вроде не бывает. Так что, если припечет, приезжай…