Мойзес Наим - Два шпиона в Каракасе

Лус Амелия знала, что скоро очередь дойдет и до нее.

Но в это воскресенье телезрители смотрели передачу с особым интересом. Им показали ирландский документальный фильм, снятый людьми, симпатизирующими Чавесу и его правительству. Впервые вся страна увидела, что “на самом деле” произошло во время путча. Назывался фильм “Революцию по телевидению не покажут”. Это был намек на информационный blackout , случившийся по вине телеканалов в течение трех дней мятежа. Уго в фильме был представлен жертвой, а лидеры оппозиции обвинялись в гибели девятнадцати гражданских лиц, а также в том, что мирную демонстрацию, шедшую ко дворцу Мирафлорес, разгоняли с помощью снайперов. Подчеркивалось, что этот расстрел был спланирован заранее. Однако фильм умалчивал о другом: в тот день растерявшиеся правительственные спецслужбы отдали приказ “колективос” устраивать засады и открывать огонь по манифестантам, чтобы не позволить толпам приблизиться ко дворцу. Эти “колективос”, созданные за несколько месяцев до путча, представляли собой военизированные городские отряды быстрого реагирования и состояли из ультралевых активистов, уголовников и бывших полицейских. Некоторые отряды финансировались, тренировались и вооружались правительством через агентов, которые, в свою очередь, являлись участниками кубинской разведсети, другие принадлежали к армии Прана.

Итак, в то воскресенье президент представлял и восторженно комментировал ирландский документальный фильм, прося повторить некоторые сцены по своему выбору и отпуская шуточки, которые веселили обожавших его зрителей и огорчали противников. Многие из обитателей приюта для пострадавших от стихийного бедствия тоже находились в те дни в окрестностях дворца и теперь чувствовали себя настоящими героями.

Эмоции стали перехлестывать через край, когда Уго, внезапно помрачнев, вскочил, принял позу грозного обвинителя и приказал отправить в тюрьму тех людей – несколько человек, – которых в фильме назвали в числе возможных виновников гибели гражданских лиц во время мятежа. Хотя фильм с очевидностью свидетельствовал, что эти люди всего лишь пытались помешать головорезам, преданным правительству, расправиться с демонстрантами. И вот теперь Уго без малейших сомнений, забыв о положенных следственных действиях, самолично приказал судье приговорить предполагаемых преступников к высшей мере наказания – тридцати годам тюремного заключения. Среди них оказались комиссар полиции и группа его подчиненных – и все они служили в том самом столичном муниципалитете, глава которого принадлежал к оппозиции. Уже через несколько дней судья послушно выполнила приказ президента – и революция снова стала темой для телевидения.

Возвратившись на свой президентский трон, Уго решил завершить прозвучавшие в программе пылкие речи пафосным призывом, позаимствованным у Фиделя:

– Родина, социализм… или смерть!

– Родина, социализм… или смерть! – закричали в один голос Лус Амелия, ее сын и миллионы поборников революции.

Нет, больше она не выдержит, и вправду не выдержит. И пусть никто не говорит, будто она не пыталась, пусть никто не говорит, что она его не любила, что не смогла встать с ним вровень, что не сумела быть на должной высоте и брак их распался по ее вине. Люди должны знать, сколько слез пролила Освободительница из-за своего Освободителя – из-за его бесконечных любовных похождений. Пусть знают, что она, как ни старалась, не смогла и дальше жить с мужчиной, изменившимся до неузнаваемости, с этим тропическим вариантом доктора Джекила и мистера Хайда. Обо всем этом она и согласилась откровенно рассказать в программе Моники Паркер. Пусть весь мир знает, что Элоиса по доброй воле отказывается от высокой роли первой дамы. И дело не только в том, что Уго уже не тот, каким был прежде, а в том, что не видно конца его романам, похождениям петушка, который все поет и поет, его безумным погоням за новыми и новыми женщинами. Терпение Элоисы лопнуло. Она окончательно убедилась, что мужчинам такого типа нравится порхать на свободе. Нравится искать пока еще не изведанные территории для охоты. Убедилась, что слова Мануэлиты Саэнс, обращенные к Симону Боливару, неприложимы к ее собственной жизни: “Вы хорошо знаете, что ни одна женщина, с которой вам однажды случится познакомиться, не сумеет радовать и услаждать вас с такими пылом и страстью, которые соединяют меня с вами”. Что ж, столько других женщин услаждают его и услаждаются с ним… И это еще не все. Есть кое-что, в чем женщины, как правило, не признаются вслух. Когда Элоиса выслушивает первый вопрос Моники, губы у нее дрожат.

– Что же все-таки произошло, Элоиса?

– Ни для кого не секрет, что мы с президентом уже какое-то время живем поврозь, – отвечает та. – Но эта очень болезненная для меня ситуация из личной проблемы переросла в юридический факт, и настала пора сообщить об этом стране. Думаю, все этого ждали. Такое решение уже никого не удивит.

– Что означают твои слова: ситуация “переросла в юридический факт”? – спрашивает Моника.

– Это означает, что я начала бракоразводный процесс. Осталось только дождаться, когда президент придаст официальный характер готовым документам и подпишет согласие на развод, – отвечает Элоиса, но на сей раз уже ровным тоном. – Это даст ему большую свободу, чтобы продолжать свою линию, а мне даст право на гораздо, гораздо более спокойную жизнь.

– Но что все-таки произошло? Почему ты на это решилась? Поначалу вы казались такой счастливой парой.

– Много всего произошло. С момента нашего знакомства президент сильно переменился. Мы пережили много трудных моментов из-за несходства наших характеров. И я хочу подчеркнуть, что развожусь с Чавесом не для того, чтобы стать его врагом или врагом революции, и не для того, чтобы меня использовала оппозиция в своих атаках на президента. Я развожусь с ним потому, что у нас не осталось ничего общего, кроме нашей дочери. Ему, например, нравится крутить любовь на стороне, а для меня это неприемлемо.

– А что будет с твоей работой в правительстве? – спрашивает Моника. – Ведь ты участвовала в подготовке новой Конституции, курировала социальные программы в поддержку детей, заботилась о государственной помощи женщинам.

– Пока я займусь собственной семьей, хотя еще какое-то время собираюсь выполнять и свои обязанности в Детском фонде.

Моника призналась, что ей странно все это слышать. Особенно потому, что до сих пор Элоиса была горячей защитницей нынешнего правительства. Элоиса подтвердила, что в последнее время политика играла большую роль в ее жизни и в их отношениях с президентом. Но тут же добавила, что выходила замуж не за боливарианскую революцию. – Я не хочу стать мученицей революции, – призналась она и объяснила причину, по которой несколько месяцев назад покинула президентскую резиденцию: просто не могла больше терпеть такие супружеские отношения, какие устраивали бы Чавеса.