Сергей Норка - Тень на ярком солнце [СИ litres]

Так рассуждал мудрый старик Виктор Петрович, осколочек советской милиции. Но он не знал, что имеет дело не с человеком, а с бульдогом, который, если сомкнул челюсти, разомкнуть уже не может. Они расстались по-приятельски. И только когда Прилепин уже уходил, старик его окликнул:

– Учти, Сергей, все может быть гораздо сложнее, чем я тебе описал.

– Куда уж сложнее! Наркомафия и государство – одно и то же.

– А вот куда. Ты исключаешь, что наша российская наркомафия контролируется зарубежной?

– А это возможно?

– Если возможно то, что Международный валютный фонд контролирует правительство этой страны, то почему невозможен контроль за наркомафией? Так что брось ты этот висяк, выражаясь ментовским языком.

Паола позвонила на следующий день рано утром.

– Синьор Романов, – раздался в трубке ее мелодичный голос. – Синьор Аньелли готов встретиться с вами в час на своей вилле. Это недалеко от Рима. Его водитель Марио заедет за вами в 12 часов.

Романов легко позавтракал, а потом вызвал такси и поехал на пьяцца Навона. Он любил этот райончик, где жили представители низших сословий римского общества. Дешевые магазины, дешевые траттории. Хотя на одной улице находились весьма дорогие антикварные магазины. Романов любил антиквариат. Именно не прикладное искусство и живопись, а антиквариат. В римских магазинах можно было встретить то, чего никогда не найдете в музеях. Ему нравилось ощущать себя итальянцем. И именно здесь он себя таковым чувствовал. Было еще только восемь утра. Траттории только готовились к открытию. Официанты расставляли столы и готовили их к приему гостей. В переулочке, где находился дешевый мини-маркет, Романов увидел двух оборванцев, которые считали монеты на ладони одного из них. Лица выражали явное страдание.

Он подошел к ним:

– Quanti шапса? (Сколько не хватает?)

На него устремились взгляды, полные надежд.

– Cinque Euro, Signore.

«Все, как у нас», – подумал Романов, доставая пять евро. Один из оборванцев юркнул в магазин и тут же вышел с бутылкой самой дешевой граппы. Отказываться было неудобно.

И Романов оценил, что, открыв бутылку, они дали отхлебнуть из горлышка ему первому. Глотнув граппы, он сделал им прощальный жест:

– Ciao!

Пошатавшись пару часов по переулкам, Романов вышел на Торре Арджентино, сел в такси и через двадцать минут был в отеле. Марио приехал ровно в двенадцать. Романов неплохо знал Рим и сразу понял, что они едут в северном направлении. Минут через двадцать они выехали из города, и машина помчалась по автостраде. Марио молчал до самой виллы. Это был пожилой итальянец с серебряными волосами, одетый в безукоризненный костюм. Если бы Романов не знал, что он шофер, то решил бы, что это профессор Римского университета. Ворота открылись, и машина въехала на территорию резиденции синьора Аньелли.

Паола, одетая в строгое черное платье, встретила его у входа и, поздоровавшись, провела на второй этаж старинного итальянского особняка. Стены и плафоны были расписаны фресками. Плафоны явно расписывались великими художниками. Мебель была старинная, XVIII–XIX веков, но в прекрасном или отреставрированном состоянии. Иногда Романов замедлял шаг и всматривался в живопись. Паола терпеливо ждала. Возле одной фрески она остановилась сама:

– Это фреска написана Томмазо Реди в 1724 году. Примечательно то, что ваш император Петр I, посетив Флоренцию в 1716 году, был поражен работами этого живописца и уговаривал его переехать в Москву, чтобы учредить академию изобразительных искусств. Но Реди отказался.

Они миновали еще несколько залов. Вот, наконец, и кабинет синьора Аньелли.

Филиппо Аньелли принял гостя стоя. Одет он был, что называется, с иголочки. Дорогой черный костюм, белая сорочка и черный галстук. Он жестом пригласил Романова сесть в кресло возле журнального столика, а сам расположился на диване.

Паола села рядом с ним. Дверь отворилась, и в кабинет вошла горничная с подносом, на котором стояли три чашки дымящегося кофе и сахарница. К сахару не притронулся никто. Романов молчал, предоставляя клиенту возможность говорить то что ему угодно и когда угодно. Филиппо тоже не торопился начинать разговор. Наконец он сделал маленький глоток и обратился к гостю:

– Как вам Италия, господин Романов? (На всякий случай Паола переводила.)

– Я люблю вашу страну, синьор Аньелли. Я здесь бывал неоднократно.

– Зовите меня Филиппо, если хотите доставить удовольствие. Романов наклонил голову в знак согласия.

– Меня зовут Василий. Базилио.

– Мне говорили, что вы из военной семьи и сами в прошлом офицер.

– Да. Я уволился с военной службы в звании майора.

– Тогда, если позволите, я буду называть вас майором. Я с глубоким почтением отношусь к военным. В каких войсках служили, майор?

– В воздушно-десантных, – ответил Романов и почему-то добавил на итальянском: – Paracadutisti.

Итальянец уважительно наклонил голову. Затем немного помолчал и сказал:

– Я приглашаю вас отобедать с моей семьей, а после обеда мы поговорим о деле.

Стол был накрыт в большом зале со стенами, увешанными старинными гобеленами. Несмотря на дневное время, бронзовые бра тускло светили. Романову очень хотелось взять какой-нибудь предмет из старинного сервиза и перевернуть, чтобы посмотреть производителя. Его отец коллекционировал старинный фарфор, который собирал в период спецкомандировок по всей Европе. Поэтому Романов неплохо разбирался в старинной посуде. За обедом присутствовали синьора Аньелли, Паола и старшая дочь Мариза, мать погибшего Фабио. Сам Филиппо сидел во главе стола. Романова посадили на почетное место по правую руку от хозяина. Прослушав несколько лекций о европейском этикете, которые ему прочитал отец, Романов знал, что все здесь имеет смысл. Четверо слуг обслуживали стол под присмотром пожилого джентльмена, судя по всему – дворецкого.

Когда синьора Аньелли обратилась к нему, он сделал Паоле знак рукой, который означал, что он будет обходиться без перевода. Беседа явно удалась, хотя несколько раз Паоле, внимательно слушавшей, но не принимавшей участия, приходилось переводить фразы синьоры Аньелли на русский.

Романов, которому приходилось обедать в старинных замках клиентов в Англии и Австрии, отметил насколько итальянская аристократия проще в общении, чем английская и австрийская. Но в чем они были одинаковы, так это в деликатности. Он знал, что, если совершит, какой-нибудь ляп, например прольет соус или вино на скатерть, все сделают вид, что ничего не заметили. Когда был выпит кофе, Филиппо встал и обратился к гостю, спросив, курит ли он и любит ли сигары. Получив отрицательный ответ, он предложил пройти в сад. Паола шла впереди, как бы указывая дорогу.