Николай Гончаров - Стрекоза ломает крылья

Сотрудник особого отдела КГБ майор Зацепин дежурил.

Ночь прошла спокойно, без происшествий, и он собирался было написать об этом в рапорте. И вдруг (как это часто бывает у чекистов) раздается телефонный звонок дежурного гарнизонной комендатуры.

— Товарищ майор! К нам пришел кладбищенский сторож и рассказывает такое... Наверное, это по вашей части...

— Где сторож?

— Сидит у меня.

— Направьте его к нам, — сказал Зацепин.

Вскоре в отделе появился маленький, шустрый, рыжебородый старичок в поношенном офицерском кителе и военной фуражке.

— Здравия желаю!

— Садитесь, рассказывайте — что там у вас приключилось?

— Да я и сам, товарищ майор, не пойму. Вчера вечером военных было похоронено двое... Оградки и памятники поставлены... А ночью какой-то дьявол разрыл могилу летчика и над покойником надругался... Сколько уж лет, а такого не бывало...

Не теряя времени, Зацепин, взяв следственную сумку, вместе с помощником дежурного коменданта гарнизона, двумя патрулями и сторожем выехал на кладбище.

По пути они заехали в городской отдел милиции и попросили служебную собаку с собаководом, а в военном госпитале взяли судмедэксперта. На месте все увидели страшную картину...

Зацепин приступил к осмотру места происшествия и фиксации следов преступления.

У могилы валялись железная лопата с новым черенком, лом и окурки сигарет «Прима». На влажной земле, выброшенной из могилы, были видны глубокие следы мужских сапог. Зацепин попросил пустить по следу собаку. Опытная овчарка уверенно взяла след, повела в ближайший лесок, где вскоре была обнаружена пара старых кирзовых сапог, брошенных преступником. С досадой майор пнул грязные сапоги, отпечатки которых только что с такой тщательностью заливал гипсом. Дальше, у автострады, след пропадал совсем. Гипсовые отпечатки следов теряли цену.

Овчарка крутилась у автострады, виновато поглядывая на собаковода.

— Ничего не получается, товарищ майор, — сказал он. — Чем-то посыпан след...

— Отсюда преступник, видимо, уехал на транспорте, переобувшись в запасную обувь. Будем искать иным способом, — сказал Зацепин.

С автострады опять вернулись на кладбище. Врач еще раз осмотрел изуродованные останки летчика, майор сделал необходимые фотоснимки и приказал солдатам закрыть гроб и привести в порядок могилу.

«Каковы мотивы этого жестокого преступления? — думал Зацепин. — Если преступник охотился за ценностями, то зачем глумиться над трупом? И почему не зарыта могила?»

В руках следствия были орудия преступления, да еще старые кирзовые сапоги 43-го размера, окурки сигарет, но все они пока оставались немыми свидетелями загадочного преступления...

— Перешлите материалы в городской отдел милиции, — приказал начальник особого отдела, выслушав доклад Зацепина. — Чисто уголовное дело. Они быстро найдут преступника. При необходимости окажите сотрудникам милиции помощь.

Выполнив приказание, Зацепин не остался равнодушным к этому делу. По просьбе милиции он проверил выявленные связи покойника, милиция искала психически больных и других «темных» лиц, которые могли совершить это преступление. Но гордиев узел не развязывался...

Рядом с летчиком в тот же день был похоронен капитан Сорокин, служивший в зенитно-ракетном полку. В 1943 году солдатом начал он войну. Был ранен. Имеет награды. Войну закончил в Берлине командиром орудия в звании старшего сержанта. Затем учился в военном зенитно-артиллерийском училище и снова был направлен на службу в Группу Советских войск, дислоцировавшихся в Германии. Долго ходил холостяком, а потом внезапно женился на медсестре военного госпиталя Берлинского гарнизона. Жена Сорокина — Эльвира — воспитывалась в детском доме и родителей своих не помнит. Капитан очень любил Эльвиру. Она тоже относилась к нему хорошо. Была красива и весела. В их маленькой уютной квартирке часто собирались молодые офицеры и устраивали шумные вечеринки. Эльвира неплохо пела, играла на гитаре, и кое-кто из офицеров не прочь был поухаживать за ней.

На похороны Эльвира вызвала брата и мать умершего, но погребение состоялось без них. Эльвира не хотела ждать.

...Вскоре вдова покинула Синегорск, не оставив никому нового адреса.

На рассвете Зацепина разбудил дежурный особого отдела и передал распоряжение срочно явиться к начальнику.

Зная, что начальник зря вызывать не станет, майор быстро оделся, захватил «тревожный» чемоданчик и через пятнадцать минут был в отделе.

— Здравствуй, Семен Иванович, — протягивая руку, спокойным, будничным голосом сказал полковник Миронов. — Есть сведения, что в Синегорск заезжал иностранный автотурист, который продолжительное время находился в одной из квартир дома № 24 по улице Чернышевского. Немедленно займитесь проверкой этого факта. О результатах докладывайте каждый день.

«Бывает же совпадение, — подумал Зацепин. — В восьмой квартире этого дома жил покойный Сорокин».

Неожиданное сообщение все изменило. Шагая в сторону Чернышевской, майор обдумывал новую версию, мысленно пытаясь связать смерть капитана с подозрительным визитом иностранного автотуриста...

По согласованию с военным прокурором и начальником городского отдела милиции было решено негласно провести эксгумацию трупа Сорокина, чтобы установить истинную причину смерти капитана.

Не без волнения все ожидали результатов судебно-медицинской экспертизы. Наконец, когда «эскулапы» пришли к единодушному мнению, что кончина Сорокина наступила не от сердечной недостаточности, — как было указано в справке о его смерти, а от асфиксии, версия Зацепина обрела силу. Экспертиза подтвердила также, что покойник умер в опьяненном состоянии.

На второй день после эксгумации Зацепин пригласил на беседу врача Лидию Зинченко, подписавшую справку о смерти Сорокина. Кстати, выяснилось, что Зинченко провожала Эльвиру на аэродроме.

В назначенное время, тихо постучав в дверь, в кабинет вошла хорошо одетая молодая женщина. Майор предложил сесть, и она, оправив платье, осторожно опустилась в старое кресло. Роясь в бумагах, Зацепин молча смотрел на Зинченко. Прямой тонкий нос, высокий крутой лоб, белое чистое лицо, из-под длинных ресниц светились беспокойные карие глаза.

Он коротко объяснил причину вызова и попросил рассказать все, что сохранилось в ее памяти о том вечере, когда скончался капитан Сорокин.

— Что-нибудь случилось? — встрепенулась Лидия.

— Трудно сказать. Надо разобраться. За этим вас и пригласили.

— Было это двадцатого июня, часов в одиннадцать, — начала Лидия Петровна.