Алистер Маклин - Темный крестоносец [Черный сорокопут Черный крестоносец]

— Надо собрать всех, мистер Бентолл. Если ваши сведения верны, им все равно пора уже вставать. Кроме того, так вам не придется рассказывать свою историю по многу раз.

— Благодарю, лейтенант,— я снова уселся и с благодарностью обнял ладонью стакан с виски, который таинственно появился из ниоткуда. Два-три глотка на пробу, и комната поплыла перед глазами. Ни мысли, ни взгляд я не мог сконцентрировать на чем-нибудь определенном. Но еще несколько глотков, и зрение пришло в норму, а боль в руке начала отпускать. Вероятно, у меня сознание слегка помутилось.

— Ну, давайте же, Бенголл,— нетерпеливо сказал Харгривс.— Мы ждем.

Я поднял глаза. Они ждали. Все семеро, не считая Андерсона. Оставшийся восьмой — погибший доктор Фейрфилд.

— Простите,— сказал я.— Постараюсь быть кратким. Но прежде всего я хотел бы спросить, джентльмены, нет ли у вас запасной одежды. Мисс Хоупман, которую вы видите, только что оправилась от сильной простуды с температурой, и я боюсь, как бы чего не вышло...

Я заработал минутную отсрочку, за которую стакан опустел и снова был наполнен Андерсоном. Борьба за честь снабдить Мари одеждой была оживленной. Когда она, одарив меня усталой и благодарной улыбкой, скрылась в одном из отсеков, я рассказал им суть дела за две минуты, быстро, сжато, не выпустив ничего, кроме того, что я слышал женское пение в заброшенной шахте. Когда я закончил, один из ученых, высокий угрюмый старик с багровым лицом, похожий на мясника-пенсионера, а на самом деле, как я узнал позже, ведущий британский эксперт но инерциальным и инфракрасным волновым системам наведения, холодно посмотрел на меня и резко бросил:

— Фантастика, абсолютная фантастика. Опасность внезапной атаки. Ха! Я не верю ни единому слову.

— Что, по вашей теории, произошло с доктором Фейрфилдом? — спросил я.

— По моей теории? — рявкнул бывший мясник.— Никакой теории. Мы узнали от Уизерспуна. Фейрфилд посещал его регулярно, они были большими друзьями,— что они удили треваль с лодки...

— И он, не удержавшись, упал за борт, где был растерзан акулами, я правильно полагаю? Чем изощреннее ум, тем легче он клюет на всякую чепуху. Мне кажется, что ребенок в густом лесу куда менее беспомощен, чем ученый вне стен своей лаборатории.— Дейлу Карнеги это наверняка бы не поправилось.— Я готов доказать свои слова, джентльмены, но ценой неприятных для вас новостей. Ваших жен держат под стражей на той стороне острова.

Они посмотрели на меня, потом друг на друга и снова на меня.

— Вы спятили, Бентолл? — Харгривс буравил меня глазами сквозь очки, угрожающе поджав губы.

— Было бы лучше, если так. Несомненно, вы, джентльмены, считаете, что жены ваши все еще в Сиднее, Мельбурне или где-то там далеко. Несомненно, вы им регулярно пишете. И отвечают они вам тоже часто, наверняка. У многих из вас сохранились их письма, хотя бы часть из них. Или я не прав, джентльмены?

Никто не сказал, что я не прав.

— Итак, если ваши жены пишут вам из разных мест, то следует ожидать, по закону о среднем значении, что большинство из них пользуется разной бумагой, разными ручками, чернилами. Да и марки на конвертах не должны быть одинаковыми. Как ученые, вы должны с уважением относиться к закону о среднем значении. Предлагаю нам сравнить ваши письма и конверты. Никто не собирается читать личную корреспонденцию, просто визуально сравним письма на предмет различия и сходства. Вы согласны участвовать? Или,— я взглянул на краснолицего,— боитесь узнать правду?

Спустя пять минут краска с лица краснолицего сошла, и он знал правду. Из семи представленных конвертов три были одного образца, два — другого и еще два — третьего. Достаточно, чтобы приходящие письма не выглядели слишком подозрительно одинаковыми. Марки на конвертах, все удивительно яркие и четкие, чтобы никто не заподозрил фальшивку, были одного цвета. Только две ручки — шариковая и самописка — использовались во всех семи случаях. И последний, неопровержимый аргумент: все письма, кроме одного, были написаны на совершенно одинаковых листках из блокнота. Здесь они особенно не волновались. Пожилые ученые обычно не показывают письма друг другу.

Когда я закончил и вернул письма владельцам, они обменялись красноречивыми взглядами. Растерянность в них перемежалась со страхом. Теперь они мне верили.

— Я заметил, что в последних письмах у моей жены какой-то странный тон появился,— медленно произнес Харгривс.— Обычно она шутила, все время подтрунивала над учеными, а теперь...

— Я тоже обратил на это внимание,— прошептал кто-то еще.— Но решил, что это связано...

— Это можно связать с принуждением,— безжалостно заметил я.— Когда к виску приставят пистолет, острить нелегко. Я не берусь гадать, как эти письма попадали в привозимую вам почту, но для такого блестящего ума, как у человека, который убил Уизерспуна, было сущие пустяки. Потому что он очень умен. В любом случае, можно хоть сто лет подбрасывать письма в мешки с почтой, и никто ничего не заметит. Вот когда вынимаешь конверт из ящика, брови могут поползти вверх.

— Но... но что все это значит? — голос Харгривса пропал ,он нервно сцеплял и расцеплял пальцы.— Что они собираются... что они сделают с нашими женами?

— Дайте мне минутку,— устало ответил я.— Для меня обнаружить вас здесь —не меньший шок, чем для пас узнать, где ваши жены. Я считаю, что пока вы и ракетная установка находитесь в относительной безопасности, но про жен ваших ничего подобного сказать не могу. Нет смысла смягчать факты. Для наших противников главное собственная выгода, а человеческие чувства им неведомы. Если вы сделаете неверный шаг, можете никогда больше жен не увидеть. Дайте мне подумать, прошу вас.

Они нехотя разошлись по своим отсекам, чтобы завершить туалет. Я начал думать, но то, что пришло в голову сначала, было далеко от конструктивной мысли. Я думал об этой старой лисе — полковнике Рэйне, и мои мысли были далеки от обожания. Я полагал, что после двадцати пяти лет службы в разведке он уже не мог допустить, чтобы правая рука знала о том, что творит левая. Более того. Он исключительно точно просчитал характер Бентолла. Или то, что от него осталось.

Я не стал тратить время на вопрос, имеют ли к ним отношение объявления, которые печатались в «Телеграф». Очевидно, что это так, иначе быть не может. Имея в виду обстановку строгой секретности, в которой должна была проводиться работа над проектом, и руководствуясь соображениями безопасности, правительство просто нс могло себе позволить необъяснимое и одновременное исчезновение восьми лучших умов Британии. Люди для этой работы подбирались задолго до того, как появились объявления. Ими воспользовались как поводом для вывоза ученых за пределы страны без лишних вопросов и беспокойств. А раз они покидали Британию предположительно надолго, было важно, чтобы их сопровождали жены. Жестковато с женами обошлись, но ничего не поделаешь, так надо. Без жен обман нс пройдет. Собираясь переселяться за границу, даже самый рассеянный ученый не забудет прихватить жену.