Алистер Маклин - Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

— И это так просто?

— Да, для Козака. У него особенный талант обращаться с животными. Большую часть скота он пригоняет из Чехословакии. Граница всего в двадцати километрах отсюда. Козак набрасывает на них маску с хлороформом или дает им выпить дешевого самогона. И потом полусонных животных ведет через границу. Они ему не доставляют хлопот, это все равно как если бы мы с вами перешли через улицу.

— Какая жалость, что невозможно так же обращаться с людьми, — сухо заметил Рейнольдс.

— Именно этого и хочет Козак: помогать Графу и Янчи переводить через границу людей. Конечно, не угощая их хлороформом. Он скоро займется этим. — Юлия несколько секунд невидящим взглядом глядела в окно и потом посмотрела на Рейнольдса своими голубыми глазами, в этот момент мрачными и неподвижными. Она начала было говорить: — Мистер Рейнольдс, я...

Рейнольдс знал, что она сейчас скажет, и поспешил прервать ее.

Не нужна была особая проницательность, чтобы догадаться, что их решение не отказываться от встречи с Дженнингсом было вызвано лишь тяжестью прошлой ночи. Он ожидал, что Юлия непременно обратится к нему, знал, что об этом она хотела сказать ему с того самого момента, как вошла в комнату.

— Попробуйте называть меня Майклом. Мне кажется довольно сложным все время соблюдать официальный тон. Тем более когда я разговариваю полураздетым.

— Майкл... — Она медленно произнесла его имя, и у нее оно прозвучало как «Михай».

— Майкл, я убью вас, — пригрозил он.

— Очень хорошо. Майкл.

— Михай, — передразнил он и улыбнулся. — Вы собирались что-то спросить?..

На мгновение карие и голубые глаза встретились. И девушка заранее знала ответ на свой вопрос, даже не задавая его. Ее изящные плечи на секунду поникли, будто испытали поражение. Она отвернулась.

— Ничего, — безжизненным голосом сказала она. — Я узнаю относительно доктора. Янчи просил вас спуститься через двадцать минут.

— Господи, ну конечно же! — воскликнул Рейнольдс. — Радиопередача! Я совершенно об этом забыл.

— Это уже кое-что. — Она едва заметно улыбнулась и прикрыла за собой дверь.

Янчи медленно поднялся, выключил радио и посмотрел на Рейнольдса.

— Думаете, это плохо?..

— Достаточно скверно. — Рейнольдс уселся на стуле поудобнее, чтобы не так болела спина. Ему нелегко дались усилия умыться, одеться и спуститься вниз, хотя он и бодрился. Боль не отпускала его. — Мне совершенно точно было обещано, что сегодня в радиопередаче прозвучит условная фраза.

— Может быть, они уже приехали в Швецию, но не успели сообщить об этом вашим людям?.. — предположил Яачи.

— Опасаюсь, что это не так. — Рейнольдс был уверен, что утром они наконец услышат по радио условную фразу! Он очень расстроился. — Все было для этого готово. Связник из консульства в Гетеборге постоянно готов к встрече с ними.

— Ах так... Но если эти агенты так хороши, как вы о них говорите, то они могли что-то заподозрить и затаиться в Штеттине на день-другой. До тех пор, пока, как вы говорите, не спадет жара...

— На что еще мы можем надеяться... Боже мой, подумать только, что я мог попасться на эту удочку с микрофоном в душе! — горько произнес Рейнольдс. — Что теперь поделаешь?

— Ничего. Нужно только запастись терпением и ждать, — посоветовал Янчи. — Впрочем, это касается нас, а вам нужно просто лечь в постель без всяких споров. Я видел слишком много больных и раненых, чтобы распознать больного просто по внешнему виду. За врачом послали. Это мой давний многолетний друг. — Он улыбнулся, увидев недоумение на лице Рейнольдса. — Мы можем полностью ему доверять.

Через двадцать минут доктор вместе с Янчи поднялся в комнату к Рейнольдсу. Крупный, сильный, краснолицый, усатый человек с профессионально бодрым голосом, который неизбежно вынуждал пациентов подозревать худшее. Весь его вид излучал непоколебимую самоуверенность. Практически он не отличался от докторов в любой части света. Как и многие другие эскулапы, он высказывался слишком категорически и не старался скрывать свое собственное мнение.

Он безостановочно ругал «этих проклятых коммунистов» с самой первой минуты, как вошел в комнату.

— Как вам удалось так долго выжить здесь, — улыбнулся Рейнольдс, — если вы столь категорично высказываете свое мнение?..

— A-а... все знают, что я думаю об этих чертовых коммунистах. Они не осмеливаются нас тронуть, потому что мы незаменимы, мой друг! Особенно хорошие врачи. — Он прижал стетоскоп к уху. — Не то чтобы я уж очень хороший специалист, но весь фокус заключается в том, чтобы убедить их в своей незаменимости.

Врач был к себе не совсем справедлив. Осмотр был квалифицированным, тщательным и быстрым.

— Будете жить, — объявил он. — Возможно, у вас и было внутреннее кровотечение, но очень незначительное. Сильное воспаление и весьма заметные следы от ударов. Такому больному нужен постельный режим, Янчи, если вы не возражаете. Эффективность этого средства, которое я вам рекомендую, — продолжал он, — находится в прямой зависимости от боли, которую оно вызовет. Не исключено, вы будете подпрыгивать до потолка от боли, но завтра вам станет лучше. — Он взял в горсть сероватой мази, размазал по спине тонким слоем. Этому рецепту, — пояснил он, — сотни лет, и я его всегда выписываю. А пациент всегда доверяет врачу, который пользует своих больных старым добрым лекарством, кроме того, это практически все, что «эти чертовы коммунисты» нам оставили.

Рейнольдс сморщился, когда почувствовал, как жидкая мазь впитывается в кожу, и его бросило в жар, даже на бровях выступили капельки пота. Доктор удовлетворенно хмыкнул.

— Что я вам говорил! Завтра станете как огурчик. Еще проглотите парочку этих белых таблеток, мой мальчик, и они окончательно снимут боль. И еще эту синюю. Она даст вам возможность заснуть. Если не заснете, то через десять минут действие мази прекратится. Уверяю вас, все лекарства быстродействующие.

Лекарства такими и оказались. Прежде чем заснуть, Рейнольдс еще услышал, как доктор опять ругал «этих чертовых коммунистов», когда спускался по лестнице. Он проспал почти двенадцать часов подряд.

Когда он проснулся, то увидел, что уже наступил вечер, но на этот раз окно занавесили и зажгли маленькую керосиновую лампу. Он проснулся сразу, как привык это делать, не двигаясь и не меняя позы. Его взгляд остановился на Юлии, которая смотрела на него так, как никогда до этого. Это продолжалось целый долгий миг. Она почувствовала, что он проснулся, и от неожиданности покраснела, убрав с его плеча руку, которой пыталась его разбудить. Он поднял руку и взглянул на часы, словно ничего особенного не заметил.

— Восемь часов! — Он резко сел в кровати, но не испытал, к своему удивлению, никакой боли.