Владислав Романов - Врывалась буря [Повесть]

Незнакомец застонал, задрыгался, и Егор почувствовал что-то неладное, точно бросился на льва, а он обернулся козлом. Егор мигом обшарил «гостя», но оружия не нашел. Только тогда, отпустив его, отпрыгнул сам в сторону, вытащил наган.

— А ну встать! — рявкнул Егор.

Неизвестный поднялся, и Воробьев тотчас признал в нем Семенова.

— Это еще откуда? — удивился Егор.

— Да я же вас, Егор Гордеич, ищу! — жалобно проговорил Семенов. — Два раза на станцию забегал, там нет, потом вспомнил уж про Русанова… Щербаков вас ждет! — выпалил Семенов.

— Так-так-та-ак! — пробормотал Егор. — Ты это… про мои действия — молчок!

— Я понимаю, — вздохнул Семенов.

— Иди домой и жди!.. Или вот что… Иди в дом Русанова и дожидайся его! Если придет, веди в отдел, понял?

— Ага! — Семенов кивнул.

— Любого, кто зайдет, под арест и в отдел! Попятно?

Семенов кивнул. Егор помедлил — протянул наган.

— Это только в крайнем случае! Понятно?

Семенов затряс головой.

— И жди! Я скоро! В дом иди…

Семенов ушел в дом, а Егор, постояв и отдышавшись, направился к Щербакову.

«Ну вот, теперь уже что-то прояснилось, — азартно размышлял Воробьев, вышагивая в сторону горкома. — Теперь хоть ясно, что Русанов каким-то боком замешан во всем — тут и деньги и песок, а главное, кто-то очень хочет его сделать главным действующим лицом. А может быть, Русанов сбежал?.. Вот черт, а говоришь, все ясно, а ни черта пока не ясно! Надо еще разобраться с Ершовым. Или с Ершовыми. Вот тут рыбка покрупней… Но то, что они связаны с Русановым, это факт! И в баньку вместе ходят… — Егор помолчал, потом грустно вздохнул. — Все подвергай сомнению!.. И все же за Русановым что-то есть. Что-то он знает». Утром, когда Егор его допрашивал, Петро говорил о каких-то следах, мол, обнаружил следы сапог прямо у турбины. Фигурная набойка. У кого-то он ее даже видел. У кого — не вспомнил. На станции все ходят в сапогах, и у многих затейливые набойки. Может, улика, а может, Русанов хочет все запутать?

Потом Егор сам смотрел, но никакой набойки не углядел. Правда, к тому времени все, кому не лень, толпились у турбины.

Воробьев лично к Русанову относился хорошо. Как, впрочем, и к Бугрову. Оба заметно выделялись, особенно Бугров. Да и у Русанова под влиянием Бугрова, что ли, появилась забавная манера: похмыкивать. Мол, мы кое-что знаем да скоро мир удивим! Вот и удивили. Все только и говорили об электростанциях на торфе, угле, строительстве Днепрогэса, а Русанов на диспуте в клубе «Луч» стал доказывать, что самые экономичные, безвредные и эффективные — это электростанции, работающие на ветре. Их можно понаделать множество и держать вместо флюгера у каждого дома. Благодаря этому мы сэкономим уголь, воду и другие ресурсы, а энергию будем получать бесплатно.

— А если ветра нет? — спрашивали Русанова.

— Ветер всегда есть! — самоуверенно заявил он.

— Что же, в Москве дураки сидят? Не понимают? — выкрикнул кто-то.

— Возможно, и не понимают! — без тени смущения заявил Русанов.

Русанова освистали, а кое-кто даже посоветовал Егору взять парня на заметку. Правда, и Сергеев, кроме фанфаронства, в этом ничего не усмотрел, и на том все кончилось.

Щербаков был один. Краснокаменское начальство в большинстве вышло из партизан. Сергеев возглавлял разведку, Парфенов был начальником штаба, председатель горисполкома Каменков ходил в адъютантах Щербакова, комотряда. В городке негласно шутили «щербаковские партизаны», когда они вместе все собирались за столом президиума. Воевал у Щербакова и Воробьев, поэтому секретарь относился к нему неизменно тепло и приветливо. В свое время Егор даже спас Щербакову жизнь, примчавшись на помощь командирскому разъезду, неожиданно попавшему в засаду.

Секретарь горкома говорил по телефону с Москвой. По отдельным напряженным репликам Воробьев понял, что там даже мысли не допускают о срыве поставок и что турбину пускать надо, не медля ни секунды. Поэтому, попросив жестом Воробьева подождать, Щербаков тотчас позвонил Бугрову.

— Никита Григорьевич? Щербаков… — секретарь горкома выдержал паузу. — Ну что, будем запускать!..

Бугров начал что-то говорить, и Щербаков, хоть и слушал, по делал это скорее из вежливости, нежели стараясь вникнуть в его, Бугрова, проблемы.

— Я все понимаю. И рад бы чем-нибудь помочь, да другого выхода нет. Единственно, что могу сделать, это попросить Сергеева удвоить бдительность и разрешить нам усилить охрану… Это в нашей власти… Остальное, увы, невозможно. Запускайте, и немедленно! Все!.. — Щербаков положил трубку, взглянул на Воробьева. — Вы все слышали, поэтому лишних слов говорить не буду. Что дало расследование? Бугров все же считает, что произошла, как он выразился, «преступная небрежность». Ваше мнение?

— Я считаю, это диверсия, — ответил Воробьев.

— Та-ак… — Щербаков потянулся за папиросами.

Егору нравилась эта неторопливая сосредоточенность Щербакова. Он все время был таким. И двенадцать лет назад, когда они партизанили, и потом, когда Егору приходилось с ним сталкиваться по тем или иным вопросам. Щербаков никогда в отличие от Сергеева не рубил сплеча, не порол горячки. Слушал, взвешивал, обдумывал, не спеша с выводами. Вот и сейчас, закурив, он прищурился, выпустил дым в усы и стал внимательно разглядывать Егора, точно прикидывал, а так ли уж прав замначотдела ОГПУ и как стоит расценить его слова.

— Наждачный песок достаточно тяжелый. Даже если учесть, что он случайно попал в бак с маслом, чего быть не должно, ибо баки все закрыты плотными крышками, то все равно он осядет на дно, и, сливая масло, техник его тотчас обнаружит. А в турбине оказалось больше килограмма этого песка. Потом, в чае у охранника обнаружен сильнодействующий снотворный порошок, что тоже говорит об умышленной акции… Состав порошка, между прочим, нашим экспертам неизвестен. И еще, у меня такое ощущение, что преступник был прекрасно осведомлен о приезде Шульца, о его требованиях, о том, что мы на это не пойдем и сделаем все для того, чтобы дать Шульцу возможность аннулировать гарантию… — уверенно рассуждал Воробьев.

Услышав последние слова, Щербаков насторожился.

— Откуда у тебя это ощущение? — заинтересовался он.

— Во-первых, песку наждачного засыпано немного. Уж коли преступник пробрался в машинный зал, то почему бы не сыпануть килограмма три-четыре, тогда турбина бы точно полетела. Достаточно также бросить в ротор какой-нибудь металлический предмет. Но бросили именно песок и столько, чтобы турбина лишь нагрелась. Значит, и задание было такое: остановить ее…

— Значит, и действовал человек, знающий все эти тонкости? — поразился Щербаков.

— Безусловно! — горячо кивнул Воробьев. — Он даже знал, что Русанов, к примеру, ходит за заваркой к Лукичу и любит пить чай, — Егор помолчал. — Словом, преступника надо искать на самой станции.