Юрий Авдеенко - Сколько зим…

- Под горкой лаз в погреб, - словно шипя, говорила старуха. - Он меня выгонял, как собаку, ежели туда спускался. Ну да окна в доме есть.

- Секрет тут какой-то, - сказал Беспризорный.

- Полки пробуйте. В полках хитрость, - подсказала хозяйка.

Тогда Поддувайло обратил внимание, что ребро левой полки, второй снизу, залапано и что на полке ничего не стоит. Он двинул полку ладонью, и весь левый нижний отсек пополз в стену. Из черной пасти погреба дохнуло сыростью.

Старуха зажгла керосиновую лампу. Подала ее Ивану Поддувайло, который уже стоял на лестнице, спустившись в погреб больше чем наполовину. Пламя, изогнувшись, лизало стекло, и копоть убегала вверх длинной, расширяющейся книзу дорожкой.

Иван принял лампу. Держа ее над головой, спустился в погреб.

Вначале он молчал. Наверно, осматривался. Потом громко сказал:

- Хлопцы! Под нами целое богатство.

Боря Кнут крикнул:

- Иван, я к тебе!

Через несколько секунд он стоял рядом с Поддувайло в низком, но широком и длинном погребе. И считал вслух:

- Три пулемета. Винтовок… Раз, два… Семнадцать, восемнадцать… Двадцать четыре винтовки. А это, конечно, гранаты. И в ящиках гранаты.

- В ящиках патроны, - ответил Поддувайло, который успел сорвать крышку с одного ящика. Патроны лежали по пятнадцати штук в небольших коробках из промасленного картона. Поддувайло разорвал коробку, и патроны заблестели у него на ладони.

- Девять ящиков - это много, - сказал Боря Кнут. - Это тебе не хулиганство. А настоящая контра… Я вот одного, Иван, не пойму. Ведь сейчас не восемнадцатый год и не двадцатый… Тридцать третий, можно сказать, свое оттопал. И вдруг саботаж. И бандиты, как грибы после дождя, повылазили. Ты, Иван, коммунист. Ты и сведи мне концы с концами…

Поддувайло нахмурился, крякнул, бросил патроны в ящик. Сказал Кнуту:

- Подойди поближе. Глянь, на каком языке написано. А эти гарные винтовки? Что их, на Кубани или в России сработали? Догадываешься, как они сюда попали?

- Ясно.

- То-то и оно…

И Поддувайло показал рукой на темную, обшитую дубом стену. Затем, повернувшись лицом к Борису, продолжал:

- Зерно в этом. Но брось ты зерно на каменный шлях, и оно погибнет. А урони в огороде - оно поросль даст. Вот Кубань и оказалась огородом. Кулачья здесь было - хоть пруд пруди. И пришлась им коллективизация ножом к горлу! Конечно, шпионы разные воспользовались… А народ бандитов не поддержал. Вот они и лютуют…

Поддувайло резко повернулся и зашагал к лестнице. Сказал:

- Возьми лампу.

…Минут десять они держали военный совет. Обсуждали создавшуюся ситуацию, которая не была предусмотрена приказом. Стало ясно, что приказ был отдан наспех, когда кавалерийский эскадрон вышел на преследование банды Козакова. Командир взвода, уже сидя в седле, подозвал к себе Поддувайло и велел взять трех бойцов й отправиться за несколько десятков километров, чтобы задержать егеря Воронина. О том, что егеря может не быть дома, никто не подумал. Обнаруженный склад боеприпасов и оружия еще больше усложнил ситуацию. На четырех лошадях они никак не могли увезти все. С другой стороны, вполне можно было предположить, что бандиты очень рассчитывают на склад. И придут сюда. Это может случиться и завтра и послезавтра… Но может случиться и сегодня, через час, через два. Или даже через несколько минут.

Было принято решение, показавшееся самым разумным. Лошадей укрыть в конюшне егеря. Семену Лобачеву отправиться в штаб эскадрона. Трое же - Иван Поддувайло, Борис Кнут, Иван Беспризорный - останутся в доме егеря - в засаде.

Семен Лобачев вскочил в седло…

Поддувайло и Кнут снимали смазку с «максима», который они вытащили из погреба. Иван Беспризорный, наблюдатель, сидел у окна.

Старуха сказала:

- Сынки, я вам картошки наварю. И мука у меня есть. Оладьи пожарить можно.

- Спасибо, товарищ мамаша, - ответил Поддувайло и поинтересовался: - Скажите, как вас зовут?

- Матрена Степановна.

- Спасибо вам, Матрена Степановна. Мы про ваше хорошее участие командирам доложим.

Боря Кнут улыбнулся. Озорно спросил:

- Нескромный вопрос. Я понимаю. Но чего это вы на своего дражайшего муженька зуб имеете?

- А это уже наше между ним дело…

Матрена Степановна ушла к печи. Некоторое время никто ничего не говорил. И только было слышно, как позвякивали детали пулемета да гремела конфорками хозяйка.

Потом Кнут подмигнул Поддувайло, кивком головы указал на Беспризорного:

- Опять Иван стихи пишет.

Беспризорный положил карандаш на подоконник. Ответил:

- Первую строчку придумал. «Жестокое слово «засада»…»

- Верно, - согласился Кнут. - Слово такое, что кровью от него пахнет, как… Ищу культурное сравнение. Как из ствола порохом.

- Слово обыкновенное, - отозвался Иван Беспризорный. - Только очень старое. Придет время, и оно умрет.

- А разве слова умирают?

- Конечно. Только не так легко, как люди.

- А я не верю, - возразил Кнут. - Что их, чахотка поедает?

- Время хуже чахотки. Вот пример. Ямщик - мертвое слово. Потому что нет на Руси ямщиков. Последний, может, уже полвека в земле лежит.

- Значит, когда-нибудь и последняя засада будет?..

- Выходит, так.

Боря Кнут лицом посветлел, точно небо на рассвете:

- Братцы, кто знает: вдруг наша засада и есть самая последняя.

- Все может быть… Гадать не время, - ответил Беспризорный, всматриваясь в окно, и с тревогой добавил: - Лобачев вернулся.

Они услышали цокот копыт во дворе. А вот уже и Лобачев вбегает в комнату:

- Бандиты!

- Много?

- Десятка три. В километре от оврага. Двигаются в нашем направлении.

Поддувайло выпрямился. Руки ниже пояса. Пальцы в смазке.

- Лобачев, мигом прячь лошадей в конюшню. Пулемет на чердак. Занимаем круговую оборону. Кнут - север. Беспризорный - восток. Лобачев - юг. Они двигаются с запада. Я встречу их пулеметом. Раньше меня никто огонь не открывает. Подойдут близко, встречайте гранатами. К бою, товарищи! Кнут, помоги мне втащить пулемет.

Возможно, осторожность и не родная сестра победы. Но все равно они в близком родстве. И это понимают бандиты. И без нужды не рискуют.

Они сосредоточились в овраге. Вперед выслали только одного. И он не шел, а трусил мелко, как побитая собака, точно чувствовал, что всадят ему сегодня промеж костей несколько граммов свинца. И жизнь кончится, и страх тоже… Он был совсем молодой. Может, шестнадцати лет, может, семнадцати… Чей-то кулацкий сынок… И вот он двигался к дому егеря Воронина с обрезом наперевес. И, конечно, очень боялся. Он не упал, а плюхнулся на землю, когда раскрылась дверь и вышла Матрена Степановна. А потом, увидев старую женщину, он сообразил, что ему, казаку, не к лицу лежать перед ней на пузе, поднялся, подтянул штаны и крикнул: