Аркадий Борман - Синее золото [Роман]

Воспоминание было из какой-то другой жизни или из сна. Но солнце так же играло в глазах этой Тани, как и той. Глаза были такие же совсем далекие и такие же искристые. Но казалось, что теперь нет той непроходимой черты.

Сладкий ток пробежал по всему его телу. Он хотел заглянуть в них еще раз, но не мог выдержать взгляда и отвернулся.

«Откуда у нее такое, — подумал Воронов. — Не из другого же она теста сделана? Но еще времени много. Посмотрим, долго ли парижская штучка выдержит?»

— Что, Иван Иванович, дремлете? — спросила Таня, улыбаясь. — А вот я смотрю на леса. Хорошо у вас здесь.

Таня отвернулась от Воронова и заговорила с Паркером.

— Вы вот спрашиваете, зачем я поехала в Россию? Посмотреть на эти елки под снегом. Я их вспоминаю, когда была маленькой девочкой. О них, да и о реках и полях, много слышала в Париже. Всегда кругом рассказывали. Вот и захотелось посмотреть, как здесь русские деревья стоят. Спиленные-то русские деревья можно и в Европе увидеть. А вот захотелось посмотреть живые. Вы все меня расспрашиваете, что я знаю о современном устройстве России. А зачем мне это нужно? Ничего знать не хочу. Вот только на природу посмотреть. Скоро будет весна. Птиц русских услышим.

Опять синие искры заблестели в ее глазах. Их отблеск, попадая в светло-голубые глаза Паркера, вызывал в нем какую-то тревогу. Ему это не нравилось. Мешало сосредоточиться, и он стремился придать нарочитую сухость своему голосу.

— Ну, деревья-то и птицы везде одинаковые, — ответил он. — А вот интересно посмотреть, какие условия жизни созданы в новой России.

— Вот уж мне нисколько не интересно. Пусть живут как хотят и делают что хотят. Одним нравится одно, другим другое. У меня свое в Париже, а здесь меня только деревья и птицы интересуют, ну, еще и собаки, — добавила она с какой-то едва уловимой ноткой задора в голосе.

— Почему же собаки?

— Так, хочу понять, нравится ли собакам советская власть, — лукаво засмеялась она.

— Ну, а социалистическое строительство, широкие экономические планы, новый быт? — это разве вас не интересует?

— Нисколько. Я в этом ничего не понимаю и даже не хочу вникать. Для моей женской головы это слишком сложно, — ответила Таня.

Паркер с оттенком явного презрения пожал плечами и замолчал.

На одной из больших станций в купе вошел высокий, довольно красивый человек.

Его внешний вид безошибочно обнаруживал иностранца. Он представился. Оказалось, это был иностранный промышленник, имеющий поблизости лесную концессию. Незнакомец был очень разговорчив и при помощи Тани вступил в беседу с Паркером. Воронов вышел в коридор.

Незнакомец стал рассказывать об условиях жизни населения и о своей работе.

— Ужасная бедность. Полное одичание. Власть тащит с них что может, — настаивал он.

— Но вы, может быть, ошибаетесь. Может быть, вы здесь недавно. Хорошенько не знаете условий. Ваши сведения расходятся с тем, что я читал, — осторожно заметил Паркер.

— Что вы читали? А кто это все писал? Вот вы посмотрите сами, тогда поймете.

Не возбуждавшая сомнения искренность слышалась в его голосе.

— Но если действительно так худо, как вы говорите, тогда почему же население молчит? Почему не просит правительство изменить порядки? Ведь советская власть самая демократическая в мире, — опять возразил Паркер.

— Почему молчит, почему молчит, а потому, что ничего невозможно сделать. Не позволяют полицейские условия.

Прошло более часа, как они беседовали. Таня, с деловитой исправностью служащей, переводила их беседу.

После одного очень красочного рассказа незнакомца о методах расправы власти с населением, Паркер не выдержал и сказал:

— Но ведь так нельзя оставить. Надо что-то сделать. Надо протестовать.

— Я очень рад, что вы об этом первый заговорили, — ответил незнакомец. — Мне не хотелось навязываться. Спасибо вам. Вы англичанин. Я знаю, как вам можно верить. Позвольте быть откровенным. В населении есть тайные организации. Но им трудно, очень трудно работать. Нет средств, нет возможности поддерживать связь с друзьями в других частях России. Я сжился с русскими. Мне верят. Я им помогаю. И сейчас вот еду по этому же делу. Как бы я вас просил об одном одолжении. Мне тоже надо быть осторожным, не обнаружить себя. Не могли бы вы взять на себя часть моих поручений? Я вам дам адрес в Москве, а вы, может быть, будете так любезны зайти туда и передать…

Таня сидела на диване рядом с незнакомцем, напротив Паркера. Ровным деловым голосом переводила она на английский его слова. Паркер, которого интересовала беседа, взглянул на нее и увидел, что она о чем-то предупреждает его.

— В чем дело? — спросил он по-английски.

Но Таня не ответила и продолжала переводить то, что незнакомец просил передать. Она внимательно смотрела на Паркера. Все синее золото ушло из этих глаз, в них остался только серый, стальной цвет.

— Не надо, не надо, прекратите, — прочел Паркер в напряженном взгляде девушки.

— Передайте моему собеседнику, — сухо сказал он, обращаясь к Тане, — что я его очень благодарю за интересные рассказы, но не считаю себя вправе исполнять его просьбу. Я иностранец и не могу вмешиваться в то, что происходит в чужой стране.

Незнакомец выслушал перевод, но не сразу сдался. Он пытался уговорить Паркера, не жалел красок для изображения жизни населения.

Паркер, однако, оставался твердым в своем решении и разговор мало-помалу прекратился.

На одной из больших станций незнакомец вышел. Скоро в купе вернулся Воронов.

— Вы здесь о чем-то мудром толковали, вот я и сходил чаю выпить, — сказал он со своим обычным благодушным видом.

Паркер был уверен, что Воронов не поймет английского, и быстро заговорил с Таней.

— Я верно понял ваш взгляд? — спросил он.

— Да, конечно, — вы молодец.

— Но почему вы не хотели, чтобы я согласился? — настаивал он. — Ведь это такой пустяк. Вы могли бы зайти. Это отняло бы очень мало времени. Почему нам, действительно, им не помочь?

— А вы уверены, что вашей помощью вы не скомпрометировали бы и себя, и их?

— Значит, вы не верите этому человеку. Кто же он?

— Не то что не верю, а совершенно уверена в нем, — это был чекист, он хотел вас испытать.

Паркер внимательно, почти испытующе, посмотрел на нее. Она мило и непринужденно улыбнулась.

— Вы все русские фантазеры. Ну какое основание предполагать, что этот почтенный иностранец был провокатором?

— Я не предполагаю, а знаю это. Посмотрите, Воронов вышел из купе во время разговора. Не хотел смущать нас своим присутствием, — сказала Таня смеясь.

— Значит, он знал, что это переодетый агент? Нет, вы ошибаетесь. Если это был действительно агент, зачем было бы ему рассказывать такие вещи про тяжелые условия жизни при существующем режиме?