Евгений Воеводин - Совсем недавно… Повесть

- У вас посетители? - сказала она, не глядя на Катю. - Я просила пропускать к вам в установленное время.

- Видите ли, милый мой доктор, это исключительный случай… Понимаете, племянница уезжает надолго и…

- А на поезд ваша племянница не опаздывает?

- Нет, она летит самолетом.

Кто-то из соседей фыркнул в подушку, а врач, пожав плечами, продолжала щупать пульс у Позднышева.

После ухода врача Позднышев разложил листки.

Он хмурился, вглядываясь в цифры, несколько раз порывался что-то сказать, но сдерживал себя. Наконец, он спросил:

- Вы что-нибудь заметили? Я спрашиваю - что-нибудь особенное?

- Да, мне кажется, что…

- Хорошо, - он устало откинулся на подушки. - Простите меня, Катюша, я хочу немного подумать… Сам…

У него на лбу проступила мелкая испарина. «Он утомлен, - подумалось Кате, - или взволнован». Она тихо встала, осторожно поправила под головой Позднышева подушку и на цыпочках вышла из палаты.

Найт уехал. Страх гнал его подальше от капкана, к которому он толкнул своего партнера. Найт уехал ночным поездом, переодевшись в новый костюм, купленный в Высоцке - щеголеватый немолодой человек с маленькими синими глазами, длинным, острым носом и словно расплющенными тонкими губами.

Виктор Осипович не спал всю ночь; проводив Найта, он лежал, прислушиваясь к далеким гудкам маневровых паровозов, к шуму теплого дождя под окном в лопухах, к сонным вздохам хозяйки за стеной и тиканью часов: тик-так, тик-так… Впрочем, это не часы, это жук-точильщик… Точит дерево, хочет сточить дом: тик-так, тик-так.

Он встал и подошел к окошку. При неверном сумеречном свете пересчитал деньги, - пачку сторублевых билетов, оставленных Найтом.

Что если сейчас вот плюнуть на всё, сесть в поезд и уехать. Нет! Они, те, кто сделал эту турбину, должны еще почувствовать крепкую руку. Это называют иногда «комариным укусом». Пусть один комар вызовет только злость и раздражение, но если комаров - туча?

Глядя из окошка на небо, подернутое робкой розовой дымкой, как это всегда бывает на рассвете, он вспомнил почему-то, по какой-то далекой связи, точно такое же небо, только над Швейцарией. Он был тогда еще молод, очень молод, жизнь казалась ему полной занятных приключений. Однажды отец вошел к нему в комнату, держа перед собой газету, сказал: «Собирайся, едем в Германию. Гитлер - это наше с тобой будущее». У молодого человека голову ломило с похмелья, он ничего не понял из газетной статьи, но покорно начал собирать вещи.

Жизнь в Германии ему не понравилась; слишком шаткими были людские судьбы, чтобы быть уверенным в своей собственной. Всё-таки он выплыл из этого разгула смертей и крови. Еще за два года до войны он побывал в Чехословакии и Польше. Там началась его карьера профессионального шпиона и диверсанта.

…Утром трамвай довез его до ворот комбината. Людской поток подхватил, понес к проходу. Попрежнему, напоминая играющих ребятишек, возились возле опоки формовщики. Как вчера, в отдел впорхнула секретарша заведующего и прощебетала свое «с добрым утром». И, как всегда, тихонько звякнул на столе машинистки тяжелый «Ундервуд».

Он шел в столовую последним, как обычно. Отдушина охлаждения над цилиндром была совсем близко, и Виктор Осипович оглянулся. В цехе было пусто. Еще раз оглянувшись, он снял с бутылки жестяную пробку и плеснул воду туда, в широкое горло трубы. Пар почему-то не поднялся, хотя Найт предупреждал, что пар должен быть обязательно. Виктор Осипович плеснул еще, а потом, почуяв неладное, вобрал голову в плечи и быстро, испуганно пошел прочь, к выходу. Последнее, что он успел подумать: «Может быть, не та опока? Да нет, сам видел, как заливали».

Он подошел к широким дверям и едва не закричал от ужаса. В тени стоял военный в форме, заложив руки за спину и чуть расставив ноги. Неподалеку были Морозов и мастер. А за дверьми виднелись еще двое в форме. Когда они пошли к нему, он сначала дернулся всем телом, а потом прижался к стене и выставил вперед руки.

Он не расслышал, как мастер, стиснув кулаки, сказал:

- Трубу запаяли вовремя… хорошо, однако… И, однако, сволочь же…

…Сразу после ареста Виктора Осиповича Курбатов, узнав, что Найта в городе нет, заторопился домой. Дело приближалось к развязке. Необходимо было посоветоваться обо всем с генералом, с полковником Ярошем и ускорить эту развязку.

Перед отъездом Курбатов вызвал к себе Тищенко и, разложив перед ним веером добрых четыре десятка фотографий, спросил:

- Может быть, вы узнаете тех, при ком рассказывали о блиндированной стали? Поглядите внимательно.

Тищенко долго перебирал фотографии, морщил лоб, чувствуя на себе выжидающий взгляд Курбатова:

- Тогда со мной было трое. Вот этот тоже был, это точно… Остальных я не могу вспомнить.

Курбатов взял фотографию. Прямо на него глядело лицо Козюкина.

- Вы вспомнили его случайно? - спросил он.

- Да, почти случайно. Меня и тогда удивил этот человек; у него есть примета… такое самодовольное выражение лица.

- Спасибо, - перебил его Курбатов. - Значит, больше вы никого не смогли узнать?

- Нет.

Курбатов долго вглядывался в Козюкина на фотографии, вызывая в памяти всё, что было связано с ним. Но нет, Курбатов ни в чем не мог обвинить этого человека. Майор сгреб со стола фотографии, сложил их в сумку и, взглянув на часы, отправился на вокзал.

Найт вернулся в город с ощущением успеха. Тяжелые мысли, преследовавшие его по пути в Высоцк, прошли, он склонен был теперь объяснять их бессонными ночами и волнениями накануне этой поездки. Иногда ему даже казалось, что волнения были напрасны, - не переборщил ли он в своей осторожности и не зря ли уехал, удастся ли без него «пятому» диверсия?

Он решил отдохнуть несколько дней, а потом уехать, - лучше всего на Дальний Восток, к границе…

Но, сойдя с поезда в городе, он почувствовал вокруг себя необычайную пустоту, она была почти осязаемой, пугающей. «Куда идти?» - спрашивал он себя. Он был один, бездомный, уставший.

Ах, да, ведь есть «жена» в Солнечных Горках! Найт вспомнил о Кисляковой и задумался, - можно ли к ней? Но мысль настойчиво возвращала его к тому, что ехать стоит, что улик он никаких не оставил, бояться нечего. Час спустя он уехал в Солнечные Горки, обдумывая, чем объяснить свое исчезновение, как, какими словами снова завоевать ее доверие, как выпросить прощение. Деньги? Да, она любит, чтобы в доме было денежно. Придется потратиться.

Кислякова сидела в палисаднике, в гамаке и, едва доставая ногами до земли, раскачивалась, читая книгу. Найт тихонько окликнул: