Александр Авдеенко - Над Тиссой (из пограничной хроники)

И Терезия готовилась, ждала. Подруги по бригаде, лукаво поглядывая на Терезию, то и дело спрашивали: «Куда же подевался пропыленный и просоленный насквозь пехотинец? Почему не появляется на Соняшной горе?»

На насмешку она отвечала насмешкой: «А что ему здесь делать? На вас смотреть? Подумаешь — павы расписные! Знаете, что сказал про вас этот самый пехотинец? «Пока ты, Терезия, работаешь с такими никудышными девчатами, не жди меня на Соняшной горе, не покажусь я на твои глаза».

Мать, до которой дошли слухи о приезде Ивана Белограя, о том, что он объявился здесь, на берегу Тиссы, только ради Терезии, попыталась узнать у дочери, правда это или неправда. Если правда, то почему Терезия молчит, почему скрывает свои намерения от матери? Никогда не лгала в своей жизни Терезия, но на этот раз пришлось обманывать даже мать. Да, Иван Белограй приезжал в Явор. Что же тут такого? Приехал и уехал. Вот и все. И не о чем тут больше разговаривать. Что же касается слухов — на каждый роток не накинешь платок. Поговорят люди, да и перестанут. Мать успокоилась и не терзала больше Терезию напоминанием об Иване Белограе. Скоро о нем забыли и в колхозе «Заря над Тиссой». Не забывала только одна Терезия. Не забывала и ждала атаки. И дождалась. Однажды посреди белого дня возле виноградников, на проселочной дороге, пробитой через гору Соняшну, показалась ватага яворских цыганок. Шли они, как нетрудно было догадаться, на промысел: гадать колхозникам, предсказывать судьбу девчатам, выпрашивать у сердобольных шматок сальца, ковшик мучицы или, на худой конец, кукурузы. Могли ли цыганки пройти мимо молодых веселых виноградарш, не погадать им! Да и сами виноградарши, по совести сказать, не прочь были послушать их забавные предсказания. Известное дело, врут цыганки, а все-таки интересно, что они скажут. При таком обоюдном интересе не понадобилось много времени для того, чтобы цыганки и виноградарши столковались. Минут через пять маленькую смуглую строптивую руку Ганны цепко держала морщинистая, с крючковатым носом, беззубая ведьма и, шепелявя, предсказывала ей судьбу. Насмешливой Василине гадала большеглазая, звонкоголосая, с грудным ребенком на руках цыганка. Доверчивой, испуганно притихшей Вере что-то таинственно и мрачно нашептывала крепкая, с властным лицом старуха. Скромной Мариной уверенно завладела цыганка с трубкой в зубах. На долю Терезии досталась тоже приметная гадальщица. Когда-то, в молодости, она, наверно, была королевой Цыганской слободки. Высокая, статная, с цветным полушалком на сильных плечах. Глаза строгие, умные, много повидавшие и уже ничему не удивляющиеся. На тонких губах затаилась холодная насмешка. Голос усталый, хрипловатый, привыкший повелевать и поучать. Это была сообщница Любомира Крыжа — «Кармен». Оттащив Терезию в сторону, в тень черешен, растущих вдоль дороги, она взяла руку девушки, вытерла ее ладонь полушалком, деловито справилась:

— Тебе на картах погадать или так? Цена одинаковая.

Терезия оглянулась на своих подруг, засмеялась:

— Гадай как хочешь, все равно ничему не поверю.

— Поверишь правде, красавица, поверишь! Ты веселая и гордая только для людей. Наедине с собой ты не набиваешь себе цену. В душе ты горько день и ночь плачешь, слезами омываешь свою проклятую судьбу. Чем же ты недовольна? Кто обидел тебя? Был у тебя, красавица, жених. Всем женихам жених. Чернобровый. Кудрявый. С божеской звездой на лбу…

Терезия перестала смеяться. Внимательно и серьезно, затаив дыхание, слушала цыганку. «Кармен» подняла на виноградаршу свои умные глаза, презрительно усмехнулась:

— Что, поверила?… Ну так слушай дальше. Был у тебя жених… Счастье по губам текло, а в рот не попало. Скрылся суженый да ряженый, пропал. Как сквозь землю провалился. Не дождаться тебе его, красавица. Сто лет жди — не дождешься. Чернобровый твой в казенном доме, казенный хлеб ест и казенную воду пьет…

«Кармен» снова подняла глаза на Терезию, чтобы проверить, какое впечатление произвели ее слова на девушку. Для цыганки это было очень важно: если лицо Терезии переменилось, значит, нагадала ей правду, значит, Терезия знает, что ее жених Иван Белограй арестован, значит, сама виновата в этом.

Настороженная Терезия поняла значение взгляда цыганки и ответила на него веселым, искренним смехом:

— Что ты мелешь, выдумщица! Про какого жениха ты говоришь? Какой казенный дом?… Довольно!

Цыганка еще бормотала что-то, но Терезия делала вид, что уже не слушает ее.

Так ей удалось перехитрить хитрую «Кармен». Вечером Терезия села на велосипед, помчалась в Явор, к Зубавину. Вот тогда-то, выслушав Терезию, он и попросил ее немедленно пойти к портнихе, проверить, не заинтересуется ли и Марта Стефановна ее «женихом» Иваном Белограем.

Да, заинтересовалась. Очень осторожно она это сделала, но все-таки выдала себя.

Так в деле № 183/13 появился еще один важный документ.

Вечером, в девятом часу, Сокач спустил поезд на Дубню, расположенную на самой верхней точке северного склона Карпат, на бывшем государственном рубеже Польши и Чехословакии.

Как только поезд остановился, у паровоза бесшумно выросла фигура Василия Гойды. Он махнул рукой в сторону ярко освещенного вокзала и тихо, вполголоса, сказал:

— Иду пить чай. Загляну к тебе попозже. Жди.

— Хорошо…

Сдав «Галочку» на попечение дежурного по оборотному депо, Олекса в сопровождении помощника, кочегара и практиканта отправился на отдых.

Все паровозники разошлись по темным комнатам дома отдыха, заснули, и только в самом глухом углу бригадного дома, на кухне, горел свет. Олекса Сокач и Василь Гойда сидели за столом плечом к плечу, а перед ними лежала небольшая в темнокрасном переплете книжечка, принадлежавшая Андрею Лысаку.

Они молча, внимательно, страница за страницей просмотрели ее. По записям Лысака можно было получить полное представление о профиле важнейшей карпатской магистрали от Явора до Дубни, о размерах всех новых мостов. Особенно подробно были описаны туннели.

— Зачем он это сделал? — спросил Олекса, встревоженно глядя на друга.

Гойда расстегнул форменную шинель, достал из кармана портативный фотоаппарат, заряженный сверхчувствительной пленкой, сфотографировал несколько страниц записной книжки практиканта и вернул ее Олексе.

— Отнеси на место. Только поосторожнее.

— Но… — заикнулся Сокач.

— Отнеси. Так надо.

Андрей Лысак за ужином выпил добрую порцию вина и, охмелев изрядно, крепко заснул. Он и теперь, как и полчаса назад, не видел и не слышал появления Олексы у изголовья своей кровати.

— Все в порядке? — спросил Гойда, когда Сокач вернулся на кухню.

— Спит без задних ног. — Олекса снова сел рядом с Гойдой. — Слушай, Василь, кто же он такой?