Александр Авдеенко - Над Тиссой (из пограничной хроники)

— Скибан, завтра донесёшь на него.

— Я?… Донести?… — испугался Скибан.

— Да, ты.

— Зачем вы так шутите, пан…

— Шутить мне некогда. Я говорю совершенно серьёзно — ты должен его выдать. Мастер Чеканюк твой сосед?

— Да.

— Вот и хорошо. Ты случайно увидел, как Чеканюк привёл к себе какого-то подозрительного человека и так далее. Ясно?

— Хоть убейте, пан… товарищ Белограй, ничего не понимаю.

— Граб лишний в нашей компании. За ним тянется след, по которому… Теперь ясно?

— Но… если они заберут Граба, то он может и нас потянуть за собой.

— Не потянет, будь уверен. Об этом успели позаботиться.

— Слушаюсь! — ответил Скибан и про себя добавил: — «Может быть, и я когда-нибудь окажусь лишним?… — Он усмехнулся. — А с кем же они останутся?»

— Поехали! Да не торопись: подгадай так, чтобы к вокзалу подкатить тютелька в тютельку.

Высадив Кларка в тихом переулке, неподалёку от яворского вокзала, Скибан уехал. Ни фары, ни задний свет он не включал до тех пор, пока не повернул за угол. «Молодец. Знает своё дело», — подумал Кларк, старательно разглаживая на груди и плечах поношенную шинель.

Улица, густо обсаженная декоративными японскими вишнями, вывела Кларка к железным ступенькам крутой лестницы. Впервые в своей жизни видел Кларк эту лестницу, но он уверенно, будто делал это в тысячу первый раз, поднялся наверх и очутился на высоком пешеходном мосту, перекинутом через многочисленные железнодорожные пути.

Шагал он, беспечно раскуривая толстую самокрутку, гремя подковами по дощатому настилу. Звенели ордена и медали. Свежий затисский ветерок трепал полы шинели. Пылевидный дождь кропил пряди волос, выбившиеся из-под фуражки.

Кларк прошёл мост, спустился по лестнице, и как раз в это время мимо него промчался длинный состав пассажирских вагонов московского поезда. Кларк глянул на часы: аккуратно! Всё, решительно всё выходит так, как планировал!

Демобилизованный старшина незаметно возник из привокзальной темноты и легко затерялся на шумном многолюдном перроне среди солдат-отпускников, следующих в свои части, расквартированные за границей. Вместе с ними он вошёл в ярко освещённый вокзал. Оглядываясь вокруг, проговорил:

— Вот и край советской земли. Ещё час, два — и опять чужая сторона. Эх, доля ты, доля солдатская…

Как и рассчитывал Кларк, его слова задели душевные струны идущих рядом с ним молодых людей. Один из них, круглолицый, краснощёкий, тоже старшина, с артиллерийской эмблемой на погонах, сказал:

— Молчи, друг, не расстраивай…

— Понимаю, — Кларк подмигнул. — От молодой жены уехал?

— Как в воду смотрел. А ты почему без погон? — спросил старшина, когда они расположились на скамьях зала ожидания.

— Относил я своя погоны честь по чести, хватит. Теперь я — де-мо-би-лизованный. Завидуешь, а?

Артиллерист вздохнул.

— Мне бы ещё хоть недельку побыть в отпуске.

— И месяца бы тебе, браток, не хватило. Счастливые дней не считают. Как она, твоя молодая сударыня, величается?

— Клавой до сих пор звали, — застенчиво улыбнулся артиллерист.

— А тебя?

— Грицьком, Григорий Воловик.

— Гриша, значит. А меня — Иваном. Иван Белограй. — Кларк достал кисет с махоркой. — Кури, Григорий батькович, — верное средство от тоски.

Артиллерист сделал самокрутку и, глубоко затянувшись, сквозь дым дружелюбно посмотрел на собеседника.

— И давно ты демобилизовался?

— Недавно. В этом месяце.

— А где служил?

— Та-ам, — Кларк кивнул на запад. — В оккупационных войсках.

— И куда же теперь?

Кларк смущённо опустил голову, надвинул на глаза фуражку.

— Путь мой прямой, а вот не знаю, что выйдет, — ответил он уклончиво. — В общем, слепой сказал: побачимо.

— А всё ж таки куда устремился? — любопытствовал артиллерист.

— Да так, есть на земле один заветный уголок. — Кларк поднял голову, подмигнул. — Нацелился я, браток, на колхоз «Заря над Тиссой», на Гоголевскую улицу, на дом номер 92, где живёт Терезия Симак. Слыхал? Те-ре-зия!…

Хмурое лицо старшины-артиллериста постепенно прояснилось.

— И кем же тебе она доводится, эта самая Терезия? — спросил он не без лукавства. — Тёткой? Бабушкой?

— Ещё и сам не знаю, если правду тебе сказать. Пока мечты большие.

— Чего ж ты сидишь тут, а не бежишь к ней? — удивился артиллерист.

Демобилизованный старшина с тоской посмотрел на тёмное ночное окно.

— Рад бы в рай, да грехи не пускают… — Он помолчал и серьёзно добавил: — Куда пойдёшь на ночь глядя? Места малознакомые, ещё того этого… на границу наткнёшься. Подожду лучше до утра. — Он постучал ногтем По стеклу часов. — Время-то как медленно тянется! Выпить чайку, что ли? Составишь компанию, друг?

Артиллерист вывернул карманы шаровар.

— Неподходящий я для тебя компаньон.

— Ничего, пойдём.

Кларк схватил за руку старшину и потащил его за собой.

Поднимаясь по крутой открытой лестнице на второй этаж, где помещался ресторан, он пытливо и осторожно не оборачиваясь, косил глазами: не привлёк ли он к себе внимания? Нет, как будто никто не следил за ним.

В просторном зале ресторана было многолюдно. Они сели за свободный столик, заказали водки, пива, закуску.

Пили и ели медленно: «демобилизованный» всё рассказывал, какая у него Терезия, как и когда он её полюбил, как решил ехать к ней, а старшина-артиллерист только слушал, одобрительно поддакивая и грустно улыбаясь.

Кларк говорил с таким самозабвенным увлечением, так пожирал глазами своего собеседника, что, как казалось со стороны, ничего не видел и не слышал вокруг себя. На самом же деле он ни на одно мгновение не терял власти над собой, беспрестанно контролировал каждого человека, находившегося в обширном зале, — не заинтересовался ли кто-нибудь им? Другим Кларк и не мог быть на советской земле. Постоянная насторожённость — теперь это его обычное состояние. Он, как человек тайной жизни, всё время должен быть уверенным, что отлично исполняет свою роль, что находится вне подозрений.

За соседним освободившимся столиком появился новый посетитель — молодой человек в чёрной форменной шинели, с белым металлическим паровозиком на свежей, отлично сделанной и тщательно вычищенной фуражке. Кларк намётанным глазом успел заметить и другие важные приметы молодого парня: русый, кудрявый чуб, выбивавшийся из-под лакированного козырька, яркий ожог румянца на щеках, выбритый подбородок, сияющий взор. Всякий человек, попадающий в орбиту внимания Кларка, сразу же вызывал у него первостепенной важности вопрос: кто ты и что ты — бояться тебя надо, заискивать перед тобой или добиваться дружбы?

Если объект не вызывал опасений, Кларк сейчас же, по привычке, прикидывал: «А нельзя ли, голубчик, извлечь из тебя какую-нибудь пользу?»