Александр Полюхов - Кремлевский эндшпиль. Ликвидация Иблиса

– Какое?

– Если бы я только знала, – беспомощно развела руками женщина.

Повисла тишина. Требовался свежий импульс.

– Позови Опера, что там тухнет в одиночестве.

Капитан выслушал итоги мозгового штурма и отрицательно покачал головой, когда Шпагина добавила, что целью речной акции может быть крупный город: Саратов, Самара, Ульяновск, Казань, Нижний Новгород.

– Маш, выйди, пожалуйста, – виновато попросил и, когда остался один на один с шефом, пояснил. – У нее допуска нет к сведениям от инициативника.

– И?

– Помнится, «Хоттабыч» прислал правила судоходства по Москве-реке.

– Только не это! Неужели они тащат в столицу тонны самодельной взрывчатки?

– Скорее десятки или сотни тонн, – тихо поправил младший по званию.

– Надо доложить Самому. Прикрой тут тыл. Чуть не забыл, завтра переходишь к Матвею Александровичу охранником или палачом, как получится. Подробности сообщу по возвращении.

– Наверху появились сомнения?

– А когда их не было?

Опер тихо вернулся в палату, которую делил со Шпагиной. Старался не встретиться с ней глазами. Это сказало ей больше, чем любые слова, правдивые или лживые.

– Цель – Москва?

В ответ молчание, такое старательно-искусственное и такое вопиюще-красноречивое. Потом кивок. Едва заметный – Маша угадала.

Животные часто чувствуют приближение смерти и стараются забиться в чашу или нору. «Зверь» испытывал схожее чувство не раз, особенно зимой в кавказских горах, скрываясь в замаскированном блиндаже. И оно пришло теперь, когда тянуло встать с постели в ярко освещенной спальне и спрятаться в темном чулане. Сил не хватило бы, да, и капельница помешала бы. Видимо, волнение повысило пульс или артериальное давление, открылась дверь, и вбежал врач-пакистанец.

– Успокойтесь. Вам нельзя волноваться. Дать снотворное?

– Ага, плохо мне.

Выйдя из комнаты, медик натолкнулся на взгляд оперативника и отрицательно покачал головой. «Косс Ома, – выругался тот и достал мобильник.

– Ваше высочество, Муса слег. У него обострилось прежнее заболевание, а также диагностирован полиневрит. Это множественное поражение нервов, вызванное, по мнению врачей, экзогенной интоксикацией.

– Муса отравлен? Русским?

– Русский не причем. Мы обследовали оставленные им гель и дезодорант, ядов не обнаружили. По мнению врача, отравление вызвано тем, что почки и вообще внутренние органы работают хуже и хуже. Из-за полиневрита у него сильные боли и почти отказали ноги и руки. Развалина, одним словом. Не думаю, что в таком состоянии сможет руководить «Рагдой». Какие будут инструкции?

– Жаль, – вздохнул Бен Султан, – но мы просчитывали и подобное развитие событий. Поручаю вам завершить операцию от имени Мусы. Ведь его приказы в любом случае шли опосредованно, через ваши каналы. Так и продолжайте. Механизм запущен, осталось дать последние приказы.

Положив трубку, руководитель саудовской спецслужбы не испытал трепета, не погрузился в печаль. Муса исчерпал свою полезность и в любом случае подлежал забвению: либо как мертвец, либо как затворник комфортной виллы посреди пустыни. Аллах, похоже, выбрал первый вариант. Так тому и быть.

Цифры пугали: если сделка не завершится в ближайшие месяц-два, то Магомедову предстояло выплатить ГШБ серьезную комиссию за неиспользованную кредитную линию. Китайцы теребили, а ответить им нечего. Банкиры – жлобы: дают тебе на время чужие деньги, а потом отнимают твои насовсем.

Сводка ФБР об активности россиян в Вашингтоне подняла настроение. Юлия улетела, значит, СВР получила условия явки в Сан-Хосе. Влад остался, значит, у его руководителей крепкие нервы. Если здесь за русского возьмутся всерьез, то придется ему дать сигнал, чтобы эвакуировался. Лишняя забота, зато до выхода на пенсию полезно сохранить канал связи на экстренный случай. Только, скорее всего, он не потребуется, поскольку «Рагда» разваливалась на глазах. Правда, некоторым дуракам глаза застилает карьерный зуд, ну так флаг им в руки. Джек бросил последний взор на железную дорогу, мысленно представляя, как она встанет на застекленной и кондиционированной террасе дома в Коста-Рике. Задаток-то уже внесен.

– Сара, я уезжаю на службу, подойди, поцелую.

– Какие нежности! – удивилась жена, с трудом удерживая на руках матереющего кота.

– Забыл сказать, что в Сан-Хосе нашел общину правильной религиозной ориентации. Вот адресок, спишись с ними.

Фишман потягивал кофе из внушительного стакана. Сигналов в «Старбаксе» нет, сообщений из Центра тоже. Раньше изводился бы из-за отсутствия новостей, а сегодня радовался. No news is good news. Работа сделана, Юлия в Москве, «Хоттабыч» обещал выйти на связь уже за пределами США. Оставался покойный Бреннан, но пока нет признаков повышенного интереса со стороны ФБР или полиции. Что обнадеживало, как и то, что «Хоттабыч» понимал тонкую взаимосвязь между собственной безопасностью и безопасностью Влада. Если что, свистнет. И анус молодого шпиона чуть расслабился, чем воспользовался кишечник, выпустив излишек газов. Горячий вашингтонский воздух не сильно испортился, но Владу стало неловко. Ровно на секунду, потом сам себя успокоил: «Да, срать мне на всё тут. Достали америкосы. Домой хочу. Надо только Юльке кольцо купить нормальное, с диамантом, а то поженились с фитюльками».

Мысль пришла жуткая, но логичная в ее подлости. Степан глубоко вздохнул. Лежавшая рядом Ксения сразу спросила: «Что ты?» «Не спит, хотя приняла снотворное», – подумал Алехин-младший, а вслух ответил, – «Жарко, кондей надо бы включить. Извини, что разбудил». Достал для убедительности пульт, нажал кнопку, обнял страдающую женщину. Ей нельзя сказать правду. Ведь возможно и даже вероятно, что смерть их младенца стала местью Матвею. От которого давно ничего не слышно. Противники не смогли купить отца и решили запугать или отомстить. Так уж принято у тех сволочей, что населяют шпионскую среду, в которой предок обитает. А ведь обещал успокоиться, перестать спасать мир!

Если каким-то образом Ксюша вдруг придет к аналогичном заключению, то… Даже думать расхотелось. И мужчина уткнулся в волосы женщины, волной растекшиеся по подушке, так приятно и знакомо пахнущие. Скоро рассвет. Уже. Опять. С необходимостью говорить, утешать. Но сегодня это будет легко, ведь Степан понял, что жена не виновата, что виноват далекий отец с его бесчисленными и безликими врагами. А ребенок, что ж, они заведут ребенка, только потом, когда Матвей освободит для него место на свете. Пусть купит ему жизнь своей смертью. Ведь он близок к концу или уже умер. От таких дум прошиб холодный пот, пришлось вырубить кондиционер. И пришло облегчение, постыдное и желанное.