Евгений Колесов - Китаец

– ПИИИИИИИИИИИИИТЬ!

За моей спиной раздался звук, издаваемый дверным засовом. Я не мог оглянуться, поэтому просто выдохнул в ожидании того, что случится дальше.

Дальше прозвучал выстрел…

Я очнулся.

– Леша, здравствуй, – услышал я голос Минина.

– А вы молодец, Алексей, стойко держались, – раздался, как звук падающей на камни гильзы, голос Доктора.

Методику консервации памяти мне преподавал седой дед, которого мне представили без имени, просто «Доктор». А меня ему как Алексея, и не больше. Никто из тех, кто со мной работал – ни доктора, ни преподаватели, ни инструкторы, – не знал про меня ничего настоящего.

– Правда, молодец, Леш, иди сюда, – пригласил Сергей Анатольевич.

Только сейчас, освободившись от пут, я понял, что это была очередная проверка на вшивость, страшная, но закаляющая и тело, и дух. Я не был ни в каком Пекине, все происходило в Москве. Та крыса, прилипшая к потолку, голый человек с волосатым лицом и таракан остались верными слугами моего сознания навсегда.

– Теория для теоретиков, а мы – практики, – произнес Доктор, разливая по рюмкам водку.

Я сидел на месте, где до этого был Ли. Скамья холодная – его задница ничуть ее не нагрела.

– Твой мозг в бессознательном состоянии не выдает никакие секреты, их как бы не существует в твоей голове, – сказал Доктор, и мы, чокнувшись рюмками, выпили.

– Вода? – с изумлением спросил я.

– Да, Алексей, вода. После таких стрессов с алкоголем нужно повременить, – сказал Доктор, расплываясь в улыбке.

– Если меня будут прессинговать подобными методами, что я буду говорить? – с интересом спросил я.

– Твои сегодняшние воспоминания будут для твоего мозга самыми яркими в бессознательном состоянии. Под действием любых транквилизаторов, LSD или каких-то других психотропных препаратов ты будешь всегда видеть одну и ту же картину… Теперь тебе не стоит этого бояться.

– Ясно. А если я с ума сойду? Такое возможно? – задал я вопрос и Минину, и Доктору.

– Нет, это невозможно. – Доктор смотрел в глаза и был весьма убедителен.

Здесь, в этой холодной камере, где только что мое сознание программировали от «взломов», здесь, где меня каждый день учат врать и пользоваться людьми, взгляд в глаза, конечно, не является гарантией правды. Доктор соврал, ему соврали, все кругом врут, и для того, чтобы отличать правду ото лжи, нужно было постоянно развивать интуицию и чутье.

После окончания Российского государственного аграрного университета им. Тимирязева и школы ГРУ мне присвоили звание старшего лейтенанта и приписали к третьему управлению – страны Азии.

Разговор о моем будущем состоялся в кабинете Владимира Георгиевича Никифорова – генерала, курировавшего в ГРУ закордонную работу. Несмотря на возраст (Никифорову было около семидесяти), он выглядел прекрасно. От него – высокого, с твердой спиной и сухим, жилистым телом – исходила мощь, и, конечно, за его широкими плечами чувствовался колоссальный опыт. Мы с Мининым сидели за столом напротив генерала. Сначала Владимир Георгиевич похвалил за отличную учебу, дал понять, что я нужен ГРУ, и подтвердил то, что меня хотят отправить работать в Китай. Генерал моментально считал сомнение в моих глазах.

– Послушай, – сказал Никифоров. – Я знаю, что у тебя болен отец. Знаю, что у тебя есть девушка. Но если отбросить эмоции – болезнь твоего отца может длиться и 10, и 15 лет. Нужны будут деньги. Ты не забывай, что мы не только просим тебя служить на благо страны, но и будем щедро оплачивать твою работу. Ты когда-нибудь задавался вопросом о том, сколько у тебя вариантов стать обеспеченным человеком с твоим образованием? И вообще о том, кем ты будешь?

– И я задавался, и мне задавали…

– Твоя любимая учится, у тебя нет ничего, кроме комнатушки в общаге. А так ты сможешь сейчас выстроить базу для вашего будущего, помочь отцу легче перенести болезнь.

– Логика в ваших словах, товарищ генерал, конечно, есть…

– Ну хоть на этом спасибо, – усмехнулся Никифоров.

– Ну Назаров… – пробурчал недовольный моей наглостью Минин.

– …но я нужен им рядом, – продолжил я. – Родителям поддержка, Кате – мужчина.

– Ладно, Алексей, давай начистоту. – Никифоров резко сменил тон на серьезный. – Для себя ты решил, что хочешь этим заниматься, сразу. И ты это прекрасно знаешь. Мы бы не занимались уговорами, если бы не были уверены в том, какой ты человек и что подобная служба придется тебе по душе. И главное, хоть это звучит и очень высокомерно, но ты сейчас действительно нужен стране. Второго человека, обладающего набором твоих знаний и навыков, просто нет.

– Хотите сказать, что это мой долг?

– Если ты так чувствуешь, то – да. Как говорил Николай Константинович Рерих: «Защита родины есть защита своего достоинства».

Повисла тишина.

– Ну что мы тут в рюшечки играемся, Назаров? – вздохнул генерал.

– Я с Родиной.

С легкой улыбкой Никифоров перевел взгляд на Минина:

– Минин, вы почему его не научили думать быстрее?

– Думать быстро он и сам умеет. А быть порядочным человеком мы его не отучали.

– Ясно. Не волнуйся, первая командировка меньше чем на год. Готовьте документы. Послезавтра рейс.

Мы провели ночь с Катей. Утром, когда я провожал ее до университета, я сообщил ей о командировке. Она посмотрела мне в глаза. Погладила внешней стороной ладони по небритой щеке. Снова повисла тишина. Как-то слишком высокий концентрат этих тяжелых молчаливых пауз на отрезок времени, ей-богу! Катя коротко поцеловала и улыбнулась.

– Добегу сама, ладно? – Она сказала это с наигранной легкостью и поспешила в сторону учебного корпуса.

Я смотрел, как ее волосы развевались, а рука периодически трогала лицо в области глаз.

Дома я встретил отца в отличном расположении духа. Было видно, что он не врал, когда говорил, что хорошо себя чувствовал.

– Не отпускает оболтуса Китай! – Отец сообщил новость вернувшейся с магазина маме.

Мы на редкость тепло поболтали, и родители засобирались спать.

– Ты в баре-то рассчитался? – мимоходом спросил отец. Я хихикнул. – Ну вот, а говоришь, стал взрослый и ответственный!

Мой товарищ, менеджер бара Паша, сказал, что без проводов меня не отпустит. А я был и не против – той ночью мне все равно было не уснуть.

Мы сели с ним на Котельнической набережной. Трагедия, произошедшая в Беслане несколькими днями раньше, стала главной темой наших разговоров. Обсуждая этот ужас, мы перешли к внутренней политике. Затем – к внешней. Я думал о том, что счастлив стать тем, кто может помочь сохранности жизней людей своей страны.

По пути домой я зашел в магазин, алкогольный голод – штука беспощадная. Пряники со сгущенкой – вот то, по чему я буду скучать. Рядом продавалась китайская лапша. Я решил долго на нее не смотреть.