Михаил Любимов - И ад следовал за ним: Приключения

Не густо, но кое-что в закромах мы имели, не тыкались носом, как слепые котята, и потому говорил я уверенно и даже мысленно представлял мутный канзасский облик собеседника.

– Алло, мне нужен мистер Хилсмен.

– Слушаю вас.

– Меня зовут Алекс Уилки. Боюсь, что вам это ни о чем не говорит.

– Вы угадали, сэр. По какому вопросу вы звоните? – голос звучал дежурно и устало.

– Мне нужно с вами встретиться…

– По какому вопросу? – с нотками вялого раздражения.

– Не хотелось бы говорить по телефону, но это связано с основным направлением вашей работы…

– Вот как? Ну… а если говорить в общем, в чем смысл вашей просьбы?

– Мы должны встретиться лично.

– Откуда вы звоните? (Из Мекленбурга! – хотелось ляпнуть мне, тут бы он сразу заворошился.)

– Из Хемстеда… – я говорил медленно и спокойно, давая ему время на раздумья: пусть проворачивает в своих канзасских мозгах все имиджи просителя (террорист? или просто сволочь, которая будет вымаливать индейку?), я уже слышал, как искры вылетают из его головы, аж кабинет трещит от электрических разрядов, и трепещет жидкий пух на черепе, и потирает рука пространство чуть ниже спины.

– Так заходите в посольство! – предложил он ласково.

– Я не хотел бы появляться в посольстве. Можем мы встретиться в баре “Серый козел”?

– Именно там? – а в глазах оголтелые террористы в масках, кляп в пасть, удар по башке рукояткою “смит и вессона” – и утаскивают американского резидента из “Серого козла” в дальнюю пещеру, и требуют выкуп или просто душат в отместку за муки палестинского народа.

– Называйте любое место, мне все равно! – успокоил я его, чтобы он не мандражил и заранее обеспечил себя охраной.

– Как насчет “Гровнор-отеля”? – обрадовался он.

Еще бы! Отель находился рядом с посольством, и американцы имели там и свои номера с “клопами”, и даже собственных мышек-норушек.

– О’кей! В фойе? – уточнил я.

– Лучше в баре, там меньше народу. Как я вас узнаю?

– Не беспокойтесь, я знаю вас в лицо.

– Повторите, пожалуйста, фамилию…

Я повторил медленно и раздельно: Аделаида, Любовь, Елена, Кэти, Сюзанна эт цэтэра.

Сейчас, проскочив через резидентурскую картотеку, все это мгновенно вылетит в эфир и влетит в пасть ЭВМ, бесшумно работающих в здании ЦРУ, что на вашингтонской окраине Лэнгли, на берегу тихой речушки Потомак. Там украшают мраморный вход библейские слова: “И познаете истину, и истина сделает вас свободными!” – мгновенно влетит, вылетит и так же мгновенно возвратится.

Скоро я уже сидел на скамейке скверика на Гровнор-сквер, рядом с огромным зданием посольства, вклинившимся в старомодный район Мейфэр, подобно известным мекленбургским челюстям-небоскребам на проспекте Якобы Доброго Президента, вгрызшимся в некогда уютные дворики, домики и собачьи площадки. Не нравились мне ни здание посольства, ни американская архитектура, ни вся страна, снисходительно поглядывающая на остальное человечество и уверенная в превосходстве своего образа жизни [24]. Впрочем, с Соединенным Королевством у меня тоже установились непростые отношения: еще в семинарии я написал дипломную работу “Фашизация государственного строя Англии”.

…Я непринужденно вошел в Гровнор-отель и устроился в мягком кресле в фойе – до роковой встречи оставалось десять минут, интересно было посмотреть, как вкатится в заведение волшебник Гудвин и каких размеров у него эскорт. Хилсмен мало отличался от своего изображения на фотографии (я, например, на фото на себя не похож: размазанная физиономия и никаких байроновских черт, и глаза не умные и не проницательные, как в жизни): тучный, низкорослый, с небольшими бесцветными глазками. Как ни странно, действительно нежный пушок стелился, словно одуванчики, по еще не вспаханному полю его крупной головы, в глубинах рта мерцали коронки, и говорил он с такой медлительностью, что хотелось по любимой семинарской привычке забросить ему в рот дохлую муху (однажды я проделал это с Чижиком и получил за это в свой неаристократический нос).

– Признаться, вы меня заинтриговали, – начал он энергично, крепко сжав мне руку. – Так в чем же дело?

В баре толпилось несколько человек разбойного вида, бросавших на нас временами делано рассеянные взоры.

– Что вы будете пить? – все-таки я пригласил его в бар.

– Вы не против, если мы перейдем в другое место? Тут у меня живет в номере приятель… его сейчас нет, там довольно удобно. – Серьезен он был до крайности и этим напоминал мне Маню, шутить с которым считалось бесполезным и даже опасным делом.

(О, где вы сейчас, Маня и Бритая Голова? Заботитесь о конспирации Монастыря, родившейся еще в те времена, когда Газета начала сколачивать и объединять кружки и переходить к нелегальным формам работы? Или вычисляете вероломную Крысу, прогрызающую днище корабля и ухватывающую своими зубищами огромные ломти сверхсекретной информации?)

В номере мы сели за столик, он достал из портфеля блокнот и приготовился слушать.

Стараясь не размениваться на мелочи, я вывалил ему свою биографию, яркими мазками нарисовав самые значительные вехи, закончил просьбой о политическом убежище и уставился ему в переносицу (примитивный, но верный прием, если хочется продемонстрировать твердость воли).

Он отвел глаза и встал.

– Извините меня, Алекс. Вы можете побыть тут один час – полтора? Мне нужно посоветоваться. Если хотите, выпейте виски и почитайте газеты.

Я не возражал, и волшебник Гудвин удалился.

Я достал из бара бутылку “Старого контрабандиста” (мерзости этой я не пил со времен начала романа с “гленливетом”), чуть пригубил из стакана и почувствовал, что засыпаю, – я умел проваливаться в сон быстро и легко, минут на десять, на час – счастливая привычка незабвенного сэра Уинстона Черчилля, разве не благодаря ей и коньяку он выдержал все ночные бдения во время войны? Пробуждение происходило точно: в голове щелкал педант-таймер, глаза раскрывались, и всадник летел на зов горна! За работу, шпион! И снова горн, и барабаны, барабаны, барабаны!

Но проснулся я от шелеста страниц и увидел Хилсмена, листавшего “Плейбой” под желтым торшером.

– Я не хотел вас будить, вы так сладко спали… – сказано было с улыбкой доброго папаши, принесшего плюшевого мишку в постель к любимой дочурке. – Что ж, предварительное решение принято, и нам вместе придется поработать. Вы, как профессионал, должны понимать, что на все требуется время… Вы давно готовились к этому? – Уже не папаша, а внимательный доктор, сейчас спросит: как сон? Как настроение? Был ли стул?

– И да, и нет. Конечно, готовился… много думал, но вот решиться… Я вам все расскажу подробно… не все так просто, как может показаться. Не знаю… наверное, я изъясняюсь путано, да и здоровье в последнее время пошаливает.