Виктор Давыдов - Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

У Свиридова отлегло от сердца.

— Об этом не беспокойтесь, я другое имел в виду… Значит, можно на вас рассчитывать?

— Да, конечно.

— Вот и хорошо. Вы сейчас зайдите к товарищу Беспалому, объяснение вам надо подписать и пропуск отметить. И давайте договоримся, если на работе спрашивать будут, зачем вызывали, скажите как есть: был понятым, случилась беда, идет расследование. Вот и давал объяснение по существу дела. Возьмите на всякий случай мой телефон.

Проводив Глебова до двери и убедившись, что тот зашел к Беспалому, Федор Ильич подошел к окну. «Не била жизнь этого Глебова, вот он и хорохорится. Стоп. Что же ты такое говоришь, коммунист Свиридов? Не понравилось, что парень тебя не боялся? Привык, что в этом кабинете так не разговаривают…» Свиридов подошел к столу, открыл папку с оперативными материалами. «Слушай, а как бы ты себя повел на его месте? Вот то-то и оно, кончай философию, работать надо».

В кабинете секретаря парткома Клюева от обилия наглядной агитации разбегались глаза. Прямо над столом секретаря — портреты Ленина и Сталина. Под ними разместился коллективный портрет членов Политбюро ЦК ВКП(б). На стене по правую руку висел плакат «Не обижайте молодого рабочего», под ним на столе лежал большой альбом с фотографиями под названием «Дневник соцсоревнования». Чуть дальше на специальном стенде разместились предложенные работниками завода варианты «Ордена верблюда». Клюев позаимствовал этот почин у коллеги со Сталинградского тракторного завода. Там впервые придумали такой орден и стали награждать им бракоделов. Вот и партком совместно с завкомом объявили на заводе конкурс на лучший макет такого ордена и даже премию посулили. Еще на одном стенде красовалась диаграмма: нарисованный внизу малюсенький Чемберлен в верхней части диаграммы вырастал до размеров Биг Бена. Кривая линия диаграммы отображала рост лекций об империализме в цехах и лабораториях завода. Наглядная агитация являлась любимым коньком секретаря парткома. В конце второго квартала райком собирался подвести итоги конкурса на лучшую наглядную агитацию на предприятиях района, и Клюев старался изо всех сил. А тут еще знакомец по секрету сообщил ему, что кандидатура Клюева будет рассматриваться среди кандидатов на освободившееся место завотделом пропаганды райкома, арестованного в начале апреля…

Но наглядная агитация, как любил выражаться Клюев, была надстройкой. Базисом же в нынешний период обострения классовой борьбы, по его мнению, являлось беспощадное разоблачение врагов народа на всех без исключения участках производства.

К столу секретаря примыкал длинный стол для заседаний парткома, за которым сейчас сидело несколько человек, срочно призванных секретарем Клюевым для решения судьбы кандидата в члены партии Глебова. Первым у секретарского стола сидел начальник отдела кадров, плотный мужчина лет пятидесяти с обритой головой. На нем была военная гимнастерка без знаков различия, а новые брюки галифе были заправлены в начищенные до блеска хромовые сапоги. По заведенному правилу он вел протокол заседания. За ним устроился комсомольский секретарь. На заводе работал он давно, а вот секретарем его избрали только в прошлом месяце. Членом парткома его еще только должны были избрать на предстоящем общезаводском партсобрании, но сегодня Клюев специально пригласил его поучаствовать в заседании. Дальше сидели мужчина и женщина в рабочих спецовках. По случаю чрезвычайной ситуации Клюев вызвал их прямо от станка, чем объяснялась такая спешка, они не понимали и сейчас о чем-то недоуменно перешептывались. По другую сторону стола обычно сидело заводское начальство во главе с директором, но сегодня там не было никого, кроме Ярцева.

Кратко изложив суть дела, секретарь занялся самокритикой. Он говорил об ослаблении бдительности коммунистов завода, о ничем не оправданной политической успокоенности на всех участках предприятия. Активная борьба за чистоту рядов парторганизации, в результате которой были разоблачены несколько врагов народа, в основном руководителей разных уровней, потеряла прежний накал. В первую очередь, самоуспокоились они, члены парткома, и результат этого самоуспокоения не замедлил сказаться.

— …Кто, как не мы, помогли разоблачить бывшего главного механика Масюлиса и этого… заместителя главного инженера Шумейко. И успокоились, мирно почиваем на лаврах. А враг не дремлет! Есть предложение послушать сейчас товарища Ярцева, в чьем непосредственном подчинении находился этот Глебов.

— Находится, товарищ Клюев, — подал реплику начальник конструкторского бюро.

— Я попрошу без демагогии, товарищ Ярцев, я буквально отдаю себе отчет в своих выражениях, — голос секретаря звенел металлом. — Доложите нам, как у вас, члена парткома, под носом созрел этот гнилой фрукт.

Притихшие было члены парткома зашушукались.

— Слушайте, товарищ секретарь, ну, пригласили парня в НКВД, мало ли какие у них там вопросы возникли. А мы сразу ярлыки навешиваем: «фрукт», «элемент». Мы же сами принимали его кандидатом в члены партии. Работает он хорошо, в общественной жизни активное участие принимает. А знаете, сколько он народу на заем укрепления обороны сагитировал? Я правильно говорю, Громов? — обратился Ярцев к комсомольскому секретарю.

— Правильно, Владимир Тимофеевич. Мишка молодец, — с юношеской непосредственностью отреагировал молодежный вожак. Ярцев согласно кивнул и продолжил:

— Я его кандидатуру хотел нынче предложить на руководителя кружка по изучению Положения о выборах в Верховный Совет. Кстати, а вы знаете, что его отец позавчера на параде шел в колонне ветеранов-красногвардейцев?

— При чем тут отец? — металл в голосе Клюева уже не звенел, а громыхал. — Недавно некоторые на Мавзолее стояли, а где они сейчас? Вот то-то и оно. Короче, — пронзительным взглядом оглядел он присутствующих, — кто за то, чтобы исключить Глебова из кандидатов в члены партии? Прошу поднять руки.

Возникшую тишину нарушил голос начальника отдела кадров:

— Ильич, у нас до кворума людей не хватает.

Клюев недовольно покрутил головой:

— Я в курсе. Как вы знаете, директор Шишкин болеет, но я уже с ним говорил, он буквально «за». Лейбович в командировке, но он, в отличие от некоторых, линию понимает. Вот тебе и кворум. Так что, прошу голосовать.

— А как же обсуждение? — Ярцев обвел глазами присутствующих, но все молчали, глядя на секретаря.

— А тут и обсуждать нечего, все и так буквально ясно, — безапелляционно отрезал тот. — Правильно я говорю, Чернов? — обратился он к рабочему.

Чернов, слесарь из мехцеха, ветеран завода, развел руками: