Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма 7-8) [«Мария», Мария… + Ничего святого]

— Родион Романович Мышкин. Смешная фамилия. Имя отчество тоже. — Улыбнулся половиной лица. — Папаша, знаете, увлекался Достоевским…

Кружок у него на груди оказался знаком Технологического института.

— Вы инженер? — спросила Маша. Вуаль она все-таки опустила.

— Да, служу на судоремонтном. Недавно. Я всего месяц как выписался из госпиталя. Комиссован из армии. Это, — приложил он кулак к лицу, — я в «остине» горел…

Она не поняла:

— В чем?

— Ну, в «остине», в бронеавтомобиле. Знаете — такая железная коробка на гусеницах.

Про флот и корабли Маша знала почти всё, даже про последние новинки техники, но делами сухопутными интересовалась мало.

— На каких-таких гусеницах? — поразилась она. Спохватилась, что забыла представиться. — Ой, простите. Я Козельцова, Мария Ивановна.

Протянула руку. Мышкин осторожно, чуть-чуть, сжал ее пальцы.

— Нет, правда. О бронированных авто, теперь припоминаю, я слышала. Но при чем тут гусеницы? Расскажите, пожалуйста! У вас есть время меня проводить?

Он предложил ей руку — правую, по-штатски. Получилось очень хорошо: оба видели друг друга именно в том ракурсе, в каком нужно. Любоваться на его ожог и на ее пятно предоставили прохожим. Она нарочно свернула на Одесской влево, чтоб удлинить дорогу до дома.

Козельцовы были старинным морским семейством, исконными севастопольцами. В стране, где история флота насчитывала всего двести лет, и в порту, который не так давно справил свое столетие, это означало, что Иван Сергеевич был моряком в четвертом поколении и севастопольцем в третьем. Его дед, сын кронштадтского штурмана, служил под началом адмирала Лазарева и умер от тифа во время великой осады; отец лишился глаза на Дунае во время Балканской войны; Машин младший братишка — дело решенное — по окончании гимназии должен был поступать в Корпус.

Дом на Очаковской улице по местным меркам тоже считался старым — постройки семидесятых годов, когда с восстановлением Черноморской эскадры разрушенный бомбардировками Севастополь вновь обрел смысл своего существования.

Командир «Марии» был человек славный, гостеприимный. Во время стоянки в порту офицеры обедали у него по-домашнему, посменно — за стол могло сесть до дюжины гостей.

Но нынче случай был особенный, интимный, поэтому пригласили только самых близких. Так пожелала Маша, во-первых, смущенная быстротой событий, а во-вторых, хотевшая сегодня видеть только своих, от кого не нужно прятать лица.

Собирались объявить о ее помолвке.

Накануне вечером они с матерью долго разговаривали. Конечно, не обошлось без слез.

— Я понимаю, все так внезапно, — шептала Маша, подозревая, что брат с сестренкой подслушивают за дверью. — Три дня как познакомились — и предложение… Наверное, нехорошо, что я сразу согласилась. Можно сказать, сама на шею повесилась… Мы ужасная пара, да? Я вот с этим, — она тронула щеку, — он тоже обезображен. Но ему-то стесняться нечего, он пострадал за отечество! — тут же кинулась она на защиту Родиона Романовича, хоть никто на него не нападал. — Ах, мама, у меня голова кругом…

Татьяна Борисовна, вытирая глаза, перекрестила дочку:

— Дай Господь, чтоб всё хорошо… Мне самой страшно. Манечка, мы же его совсем не знаем. Я видела его лишь один раз!

— А мне кажется, что он был всегда. Нет, я в нем нисколько не сомневаюсь. Он чудесный, чудесный! Я боюсь только одного… — Маша всхлипнула. — Мы выйдем из церкви, и над нами будут смеяться…

Но мать, оказывается, об этом уже подумала.

— Есть такая фата, я видела в журнале: очень плотная, закрывает лицо с обеих сторон. Сейчас даже модно. Называется «арабьен», вроде мусульманской чадры. Еще золотой или серебряной нитью прошивают…

— Золотое шитье — фи! Какая-то армянская свадьба!

— Не скажи. Если поддержать тему сверху веночком из позолоченного лавра, снизу — золотыми туфельками, выйдет и нарядно, и стильно…

Поспорили, потом снова поплакали, потом обсудили грядущий званый ужин. Несмотря на количество пролитых слез, обе были счастливы.

Сегодняшний день мать и дочь провели в чудесных хлопотах. Ездили по магазинам, выбирали достойное торжественного повода платья. Затем Татьяна Борисовна занялась приготовлениями, а к Маше вызвали парикмахера и — неслыханное сибаритство — маникюршу.

К половине десятого невеста была готова, стол тоже. Мать с дочерью оглядели гостиную. Скатерть, приборы, канделябры, цветы — всё было идеально.

На свою беду сунулся с инспекцией и Иван Сергеевич.

— Эй, на юте! Палуба надраена, вымпел поднят? Ялик с гостями уже на траверсе!

Капитану немедленно досталось. За то, что суется не в свое дело. За то, что до сих пор в домашней куртке. За то, что не исполнил единственное порученное ему дело — не проследил, легли ли младшие. Десятилетние Ваня и Таня, близняшки, пять минут назад совали нос в гостиную и требовали пирожков. Они и сейчас хором закричали из-за двери: «Невеста из теста!»

Иван Сергеевич тоже утянул с блюда пирожок.

Спросил:

— Машенька, человек-то он хороший?

Мать с дочерью переглянулись.

— Поинтересовался, — сказала Татьяна Борисовна. — Надо же.

— Рад меня сплавить. Еще бы, кто меня такую возьмет. Разве что инвалид…

Голос у Маши дрогнул. Они заплакали, кинулись друг другу в объятья. Нервы у обеих были взвинчены.

Капитан мысленно скомандовал себе: «Задний ход!» и покинул недружественные воды.

— Пойти, в самом деле, переодеться…

В дверь зазвонили.

— Боже, это он! — в панике воскликнула Маша. — Совсем забыла! Я же просила его прийти без четверти. Наташа, не ходи! Я открою!

Мать поправила ей выбившуюся из-под гребня прядку, но не забыла и сама поглядеться в зеркало.

После окончания трапезы, когда все поздравления, благопожелания и тосты были произнесены, хозяин предложил гостям расстегнуть воротники и закурить. Приглашенных было всего двое: помощник Ивана Сергеевича кавторанг Городецкий и командир первой носовой башни мичман Вознесенский — на правах давнего друга невесты.

За минувшие полтора часа жених был ими тактично, но внимательно рассмотрен и одобрен. Обстоятельному, суховатому Николаю Семеновичу инженер понравился скромностью и «георгием» на груди. Мика же был ужасно рад, что Машенька выглядит такой счастливой, и полюбил ее избранника уже за одно это.

Морякам любопытно было услышать, как воюют на суше. Отставного прапорщика Мышкина попросили рассказать про новое оружие, бронемашины. Родион Романович сначала смущался, отнекивался. Потом все-таки заговорил и оказался недурным рассказчиком. Он объяснил, что ему как опытному инженеру-механику доверили обкатку в боевых условиях «остина» новой серии, на смешанном колесногусеничном ходу.