Богомил Райнов - Наивный человек среднего возраста

Итак, я продолжал прокладывать себе дорогу в жизни не локтями и зубами, как особи сильные, а ползком, внешне неприметный, беззащитный и безобидный. Но я уже отлично овладел оружием слабых и знал, — как прикидываться покорным сильному и как стать любимчиком преподавателей, а во время занятий я был олицетворением благоговейного внимания и следил за каждым движением учителя доверчивым и простодушным взглядом. Меня прозвали Кандидом по названию книги Вольтера, о которой все слышали и которую никто не читал. Кое-кто, обманутый моей внешней беззащитностью, пытался меня унижать или шутить со мной злые шутки. Но потом с ними непременно что-то случалось в результате звонка по телефону неизвестного лица или какого-то сигнала, полученного преподавателями. В подобные моменты у меня были все основания торжествовать, и я торжествовал, однако моя радость всегда омрачалась этим противным ощущением неудовлетворённости и пустоты в душе. Потому что моя сила была силой слабого.

«В этом году весна поздняя», — как удачно изволила заметить супруга советника. Но, хотя с опозданием, тёплая погода всё же устанавливается, и по утрам улицы залиты солнцем, а город приобрёл гораздо более привлекательный вид. Только меня внешним блеском не проведёшь. И когда служебный «шевроле» скользит по солнечным улицам, я продолжаю остро ощущать свою изолированность в этом незнакомом мире с его толпами прохожих, равнодушно идущих мимо моей машины и нахально пересекающих перед ней дорогу, не обращая внимания на сигнал.

«Шевроле» сбавляет скорость и останавливается перед большим серым зданием с неприветливым фасадом.

— Редакция на третьем этаже, господин… — сообщает мне шофёр Андрей, с полагающейся по его должности вежливостью открывая мне дверцу машины.

Третий этаж. Комната редакции. Редактор выходит из-за стола и подаёт мне руку без вопросов и объяснений, поскольку о встрече мы договорились заранее по телефону. Потом мы садимся в казённые кресла, и я на своём не очень хорошем французском рассказываю ему о сути своего визита.

— Мы могли бы предоставить вам весьма обширный материал, — заключаю я, — вообще мы будем рады, если газета станет чаще помещать информацию о культурной жизни нашей страны.

— Немного коньяку? — спрашивает вместо ответа редактор — на столике предусмотрительно приготовлены бутылка коньяка и коробка конфет.

Он наливает две рюмки, отпивает из своей и произносит:

— Мы помещаем довольно много материалов о культурной жизни у вас.

— Да. Только большинство из них негативные, — замечаю я, в свою очередь слегка пригубляя рюмку.

— А разве в вашей культурной жизни есть только положительное? — улыбается мой собеседник.

— Нет, конечно, — отвечаю я улыбкой на улыбку. — И я не собираюсь оспаривать ваши оценки. Но в конце концов у вас тоже существуют противоречия…

— А где их нет? — беспомощно разводит руками редактор. — Они двигатель прогресса.

Он снова улыбается той скупой, чисто протокольной улыбкой, дающей мне понять, что и весь разговор наш чисто протокольный и глупо ждать от него каких-либо последствий.

— Да, процессы повсюду сложные… — бормочу я. — Но чтобы лучше понимать друг друга, надо общаться. Общение — первый шаг к взаимному согласию…

— Ещё немного коньяку? — предлагает редактор, хотя видит, что рюмка моя почти полна.

— Благодарю, достаточно, — я отрицательно качаю головой. — А культура, мне кажется, самая благодатная территория для общения…

— Как и спорт…

— Да, да и спорт… Но в данном случае я имею в виду культуру и культурное общение…

Редактор не возражает, только краешком глаза и в то же время достаточно выразительно поглядывает на свои ручные часы.

— Я вижу, у вас дела, — замечаю я — Вероятно, я выбрал не самое подходящее время для посещения, но мне будет очень приятно, если в один из ближайших дней вы согласитесь пообедать вместе со мной и поговорить обстоятельнее.

— Это возможно, — соглашается он.

— В таком случае назовите день, — предлагаю я, вставая.

— Мне трудно сейчас назвать точно день, — отвечает он, также вставая. — Но если вы мне оставите свой телефон, я обязательно позвоню.

Я подаю ему свою визитную карточку, сознавая, что бросаю её в мусорную корзину. И мы обмениваемся взглядами, в которых ясно читается, что всё понятно и без культурного общения, и редактор понимает, чего хочу я, и я понимаю, что не получу того, чего хочу, и что даже обед, о котором идёт речь, вряд ли когда-нибудь состоится.

Следующий мой объект в этот день — телевидение. Вообще я решил посвятить всё своё время после обеда работе в области культуры, и, несмотря на предупреждения Бенета и Адамса, на личном опыте проверить, какие возможности предоставляет эта благодатная территория для общения.

Я долго пробираюсь по коридорам вслед за человеком, сопровождающим меня от самого бюро пропусков, перепрыгиваю через кабель, обхожу осветительные приборы и наконец оказываюсь в нужном кабинете.

Кабинет ничем особенно не отличается от того, где я побывал утром, как, впрочем, и его хозяин. Та же сдержанная улыбка, тот же коньяк и даже, если не ошибаюсь, того же сорта конфеты.

— Нам кажется, что более тесные контакты между телевидением наших стран были бы очень полезны, — говорю я после того, как мы заканчиваем вступительную часть беседы.

— У нас уже есть договор об обмене с вашим телевидением, — уточняет хозяин кабинета.

— Да, да, знаю, — киваю я, хотя только сейчас узнаю об этой детали. — Но никакой договор на бумаге не заменит личного общения, В прямом общении между живыми людьми все вопросы всегда решаются легче и быстрее.

— При условии, что существует взаимопонимание…

— Смею надеяться, что оно существует… Тем более что вы прекрасно говорите по-английски…

Это мой комплимент ему: он говорит по-английски примерно так же, как я по-французски. Но комплимент не производит должного эффекта, и мы обмениваемся несколькими незначительными фразами, и я снова ловлю взгляд, украдкой брошенный на часы, и также приглашаю на обед, чтобы получить уклончивый ответ.

Ещё один этап утомительных скитаний по бескрайней территории культуры, которая начинает мне казаться столь же благодатной и плодородной, как пустыня Гоби: университетская библиотека, точнее её соответствующий отдел. Здесь, по крайней мере, не могут утверждать, что мой приход бесцелен, ведь им безусловно нужны книги на иностранных языках.

— Мы уже наладили обмен с вашей дирекцией, — вежливо объясняет мне сидящий за столом человек в тёмных очках. — К сожалению, нам присылают книги, в которых мы меньше всего нуждаемся.